Блиш Бенджамин - Метаморфоза
И вы не животное, которое держат в клетке. Вы — возлюбленный.
— Я — что?
— Разве это не очевидно? — спросил Кирк. — Все, что она делает, она делает для вас. Снабжает вас всем, кормит вас, укрывает, одевает. Наконец, приводит к вам собеседников, когда вы одиноки.
— Ее отношение, когда она приближается к вам, совершенно отлично от контактов с нами, — добавил Спок. — Это проявляется во всем. Хотя я не совсем понимаю ее чувства, они, очевидно, существуют. Компаньон любит вас.
Кочрейн уставился на них:
— Это смешно!
— Вовсе нет, — сказал Кирк. — Мы видели подобные ситуации.
— Но после ста пятидесяти лет…
— Что происходит, когда вы общаетесь с ней? — спросил Спок.
— Ну, мы… вроде как она сливается с моим сознанием.
— Конечно. В этом нет ничего шокирующего. Просто символический союз двух сознаний.
— Это возмутительно. Вы понимаете, что вы говорите? Вы не можете… Но все эти годы… впускать нечто… настолько чуждое… в свое сознание, свои чувства, — внезапно Кочрейн пришел в ярость. — Она провела меня! Это своего рода эмоциональный вампир! Она была во мне!
— Вам же это не повредило? — спросил Кирк.
— Повредило? Какое это имеет отношение к этому? Вы можете быть женаты на женщине, которую вы любите, в течение пятидесяти лет, и все же в глубине души вы сохраняете неприкосновенные уголки. Но эта… эта тварь кормилась мной!..
— Любопытный подход, — сказал Спок. — Типичный для вашего времени, я бы сказал, когда человечество имело меньше контактов с другими живыми формами, чем сейчас.
— И вы сидите здесь спокойно, анализируя подобные гадости, — взорвался Кочрейн, — Что вы за люди?
— В этом нет никакой гадости, Кочрейн, — сказал Мак-Кой. — Это просто еще одни жизненная форма. К таким вещам постепенно привыкаешь.
— Меня от вас наизнанку выворачивает. Вы ничем не лучше ее.
— Я не понимаю вашу высокоэмоциональную реакцию, — сказал Спок. — Ваше общение с Компаньоном было на протяжении ста пятидесяти лет эмоционально удовлетворительным, практичным и совершенно безвредным. Оно, возможно, было даже весьма полезным.
Кочрейн свирепо уставился на него.
— Так вот как выглядят будущие люди, у которых нет ни малейшего представления о приличиях или морали. Что ж, возможно, я на сто пятьдесят лет отстал от жизни, но я не собираюсь быть фуражом для чего-то нечеловеческого — ужасного, — задыхаясь, он повернулся на каблуках и вышел.
— Весьма узкий взгляд, — сказал Спок.
— Доктор! — прозвучал слабый голос Нэнси Хедфорд. — Доктор!
Мак-Кой поспешил к ней, за ним последовал Кирк.
— Я здесь, мисс Хедфорд.
Она выдавила слабую горькую улыбку.
— Я слышала все. Его любят, но он отвергает это.
— Отдыхайте, — сказал Мак-Кой.
— Нет. Я не хочу умирать. Я хорошо выполняла свою работу, доктор. Но меня никогда не любили. Что это за жизнь? Когда тебя никто не любил, никогда… а вот теперь я умираю. А он бежит от любви.
Она замолчала, судорожно хватая воздух. Глаза Мак-Коя помрачнели.
— Капитан, — позвал Спок от дверей, — посмотрите сюда.
Снаружи снова был Компаньон, который выглядел так же, как и раньше, но Кочрейн не подпускал его к себе, открыто контролируя себя, соблюдая ледяной холод отношений.
— Ты понимаешь, — говорил он. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Компаньон приблизился, позванивая вопросительно, настойчиво. Кочрейн попятился.
— Я сказал — убирайся. Ты никогда не подойдешь ко мне, чтобы снова не провести меня! Убирайся! Оставь меня в покое, отныне и навсегда!
Трясущийся, потный, с бледным лицом, Кочрейн вернулся в дом. Кирк повернулся к Мак-Кою. Нэнси лежала неподвижно.
— Боунс! Она умерла?
— Нет. Но она… она умирает. Дыхание очень нерегулярное. Давление падает. Она умрет минут через десять. И я…
— Вы сделали все, что могли, Боунс?
— Вам жаль ее, Кирк? — спросил Кочрейн, все еще не остывший от своей ледяной ярости. — Вы что-нибудь чувствуете? Успокойтесь. Потому что это — единственный для всех нас способ выбраться отсюда. Умерев.
Слабая надежда на спасение неожиданно мелькнула в голове Кирка. Он поднял переводчик и вышел наружу. Компаньон все еще был там.
— Компаньон, ты любишь Человека?
— Я не понимаю, — ответил женский голос из переводчика.
— Он важен для тебя, более важен, чем все остальное? Как если бы он был частью тебя?
— Он — часть меня. Он должен продолжаться.
— Но он не будет существовать. Он перестанет существовать. Своими чувствами к нему ты обрекаешь его на существование, которое он находит невыносимым.
— Он не стареет. Он будет жить здесь всегда.
— Ты говоришь о его теле, — сказал Кирк. — Я же говорю о его душе. Компаньон, в доме лежит умирающая женщина нашего вида. Она не будет иметь продолжения. То же произойдет и с Человеком, если ты не отпустишь его.
— Я не понимаю.
— Наш вид может существовать, только если у него есть препятствия, которые нужно преодолевать. Ты устранила все препятствия. Без них, придающих нам силу, мы слабеем и умираем. Ты относишься к этому мужчине просто как к игрушке. Ты забавляешься с ним.
— Ты ошибаешься, — сказал переводчик. — Человек — это центр всего. Я забочусь о нем.
— Но ты не можешь действительно любить его. — У тебя нет ни малейшего представления о любви, полном союзе двух человек. Ты — Компаньон, он — человек, вы две различные субстанции, и вы никогда не соединитесь. Ты никогда не узнаешь любви. Ты можешь держать его вечно, но вы всегда будете разделены друг с другом.
Последовала длинная пауза. Затем Компаньон сказал:
— Если бы я была человеком, была бы любовь?
Затем существо исчезло из виду. Кирк вернулся обратно в дом, едва не налетев на Мак-Коя, который стоял позади него.
— Чего ты надеялся этим добиться? — спросил хирург.
— Убедить ее в бесполезности этого. Чувство любви довольно часто выражает себя в самопожертвовании. Если то, что она чувствует — любовь, возможно, она отпустит его.
— Но она… оно не человек, капитан, — сказал Спок. Вы не можете ожидать, что оно будет вести себя, как человек.
— Я могу попытаться.
— Это не поможет, — настаивал Кочрейн. — Я знаю. С кровати раздался голос:
— Зефрам Кочрейн, — это был голос Нэнси, чистый, сильный, но какой-то странный. Они все обернулись.
Там стояла Нэнси Хедфорд, но совершенно изменившаяся — сияющая, мягкая, смотрящая на Кочрейна. На щеках ее играл розовый румянец. Мак-Кой поднял свой трикодер и уставился на него, как громом пораженный, но Кирку не надо было объяснять, что он увидел. Та Нэнси Хедфорд, которая умирала, была теперь совершенно здорова.
— Зефрам Кочрейн, — сказала она. — Я все поняла.
— Это… это она, — вымолвил Кочрейн. — Неужели вы не понимаете? Это Компаньон.
— Да, — сказала Нэнси. — Мы теперь здесь, те, кого вы знали как комиссара и Компаньона. Мы обе здесь.
Спок сказал:
— Компаньон, ты же не обладаешь властью давать жизнь.
— Нет, это может только творец всего сущего.
— Но комиссар Хедфорд умирала.
— Эта наша часть была слишком слаба, чтобы продолжаться. Через мгновение не было бы никакого продолжения. Теперь мы вместе. То, что вы называли любовью, доступно нам, когда мы вместе. Это заполняет огромную потребность. Мы теперь имеем то, чего раньше не имели.
— Вы имеете в виду, что вы теперь
— Я — что?
— Разве это не очевидно? — спросил Кирк. — Все, что она делает, она делает для вас. Снабжает вас всем, кормит вас, укрывает, одевает. Наконец, приводит к вам собеседников, когда вы одиноки.
— Ее отношение, когда она приближается к вам, совершенно отлично от контактов с нами, — добавил Спок. — Это проявляется во всем. Хотя я не совсем понимаю ее чувства, они, очевидно, существуют. Компаньон любит вас.
Кочрейн уставился на них:
— Это смешно!
— Вовсе нет, — сказал Кирк. — Мы видели подобные ситуации.
— Но после ста пятидесяти лет…
— Что происходит, когда вы общаетесь с ней? — спросил Спок.
— Ну, мы… вроде как она сливается с моим сознанием.
— Конечно. В этом нет ничего шокирующего. Просто символический союз двух сознаний.
— Это возмутительно. Вы понимаете, что вы говорите? Вы не можете… Но все эти годы… впускать нечто… настолько чуждое… в свое сознание, свои чувства, — внезапно Кочрейн пришел в ярость. — Она провела меня! Это своего рода эмоциональный вампир! Она была во мне!
— Вам же это не повредило? — спросил Кирк.
— Повредило? Какое это имеет отношение к этому? Вы можете быть женаты на женщине, которую вы любите, в течение пятидесяти лет, и все же в глубине души вы сохраняете неприкосновенные уголки. Но эта… эта тварь кормилась мной!..
— Любопытный подход, — сказал Спок. — Типичный для вашего времени, я бы сказал, когда человечество имело меньше контактов с другими живыми формами, чем сейчас.
— И вы сидите здесь спокойно, анализируя подобные гадости, — взорвался Кочрейн, — Что вы за люди?
— В этом нет никакой гадости, Кочрейн, — сказал Мак-Кой. — Это просто еще одни жизненная форма. К таким вещам постепенно привыкаешь.
— Меня от вас наизнанку выворачивает. Вы ничем не лучше ее.
— Я не понимаю вашу высокоэмоциональную реакцию, — сказал Спок. — Ваше общение с Компаньоном было на протяжении ста пятидесяти лет эмоционально удовлетворительным, практичным и совершенно безвредным. Оно, возможно, было даже весьма полезным.
Кочрейн свирепо уставился на него.
— Так вот как выглядят будущие люди, у которых нет ни малейшего представления о приличиях или морали. Что ж, возможно, я на сто пятьдесят лет отстал от жизни, но я не собираюсь быть фуражом для чего-то нечеловеческого — ужасного, — задыхаясь, он повернулся на каблуках и вышел.
— Весьма узкий взгляд, — сказал Спок.
— Доктор! — прозвучал слабый голос Нэнси Хедфорд. — Доктор!
Мак-Кой поспешил к ней, за ним последовал Кирк.
— Я здесь, мисс Хедфорд.
Она выдавила слабую горькую улыбку.
— Я слышала все. Его любят, но он отвергает это.
— Отдыхайте, — сказал Мак-Кой.
— Нет. Я не хочу умирать. Я хорошо выполняла свою работу, доктор. Но меня никогда не любили. Что это за жизнь? Когда тебя никто не любил, никогда… а вот теперь я умираю. А он бежит от любви.
Она замолчала, судорожно хватая воздух. Глаза Мак-Коя помрачнели.
— Капитан, — позвал Спок от дверей, — посмотрите сюда.
Снаружи снова был Компаньон, который выглядел так же, как и раньше, но Кочрейн не подпускал его к себе, открыто контролируя себя, соблюдая ледяной холод отношений.
— Ты понимаешь, — говорил он. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Компаньон приблизился, позванивая вопросительно, настойчиво. Кочрейн попятился.
— Я сказал — убирайся. Ты никогда не подойдешь ко мне, чтобы снова не провести меня! Убирайся! Оставь меня в покое, отныне и навсегда!
Трясущийся, потный, с бледным лицом, Кочрейн вернулся в дом. Кирк повернулся к Мак-Кою. Нэнси лежала неподвижно.
— Боунс! Она умерла?
— Нет. Но она… она умирает. Дыхание очень нерегулярное. Давление падает. Она умрет минут через десять. И я…
— Вы сделали все, что могли, Боунс?
— Вам жаль ее, Кирк? — спросил Кочрейн, все еще не остывший от своей ледяной ярости. — Вы что-нибудь чувствуете? Успокойтесь. Потому что это — единственный для всех нас способ выбраться отсюда. Умерев.
Слабая надежда на спасение неожиданно мелькнула в голове Кирка. Он поднял переводчик и вышел наружу. Компаньон все еще был там.
— Компаньон, ты любишь Человека?
— Я не понимаю, — ответил женский голос из переводчика.
— Он важен для тебя, более важен, чем все остальное? Как если бы он был частью тебя?
— Он — часть меня. Он должен продолжаться.
— Но он не будет существовать. Он перестанет существовать. Своими чувствами к нему ты обрекаешь его на существование, которое он находит невыносимым.
— Он не стареет. Он будет жить здесь всегда.
— Ты говоришь о его теле, — сказал Кирк. — Я же говорю о его душе. Компаньон, в доме лежит умирающая женщина нашего вида. Она не будет иметь продолжения. То же произойдет и с Человеком, если ты не отпустишь его.
— Я не понимаю.
— Наш вид может существовать, только если у него есть препятствия, которые нужно преодолевать. Ты устранила все препятствия. Без них, придающих нам силу, мы слабеем и умираем. Ты относишься к этому мужчине просто как к игрушке. Ты забавляешься с ним.
— Ты ошибаешься, — сказал переводчик. — Человек — это центр всего. Я забочусь о нем.
— Но ты не можешь действительно любить его. — У тебя нет ни малейшего представления о любви, полном союзе двух человек. Ты — Компаньон, он — человек, вы две различные субстанции, и вы никогда не соединитесь. Ты никогда не узнаешь любви. Ты можешь держать его вечно, но вы всегда будете разделены друг с другом.
Последовала длинная пауза. Затем Компаньон сказал:
— Если бы я была человеком, была бы любовь?
Затем существо исчезло из виду. Кирк вернулся обратно в дом, едва не налетев на Мак-Коя, который стоял позади него.
— Чего ты надеялся этим добиться? — спросил хирург.
— Убедить ее в бесполезности этого. Чувство любви довольно часто выражает себя в самопожертвовании. Если то, что она чувствует — любовь, возможно, она отпустит его.
— Но она… оно не человек, капитан, — сказал Спок. Вы не можете ожидать, что оно будет вести себя, как человек.
— Я могу попытаться.
— Это не поможет, — настаивал Кочрейн. — Я знаю. С кровати раздался голос:
— Зефрам Кочрейн, — это был голос Нэнси, чистый, сильный, но какой-то странный. Они все обернулись.
Там стояла Нэнси Хедфорд, но совершенно изменившаяся — сияющая, мягкая, смотрящая на Кочрейна. На щеках ее играл розовый румянец. Мак-Кой поднял свой трикодер и уставился на него, как громом пораженный, но Кирку не надо было объяснять, что он увидел. Та Нэнси Хедфорд, которая умирала, была теперь совершенно здорова.
— Зефрам Кочрейн, — сказала она. — Я все поняла.
— Это… это она, — вымолвил Кочрейн. — Неужели вы не понимаете? Это Компаньон.
— Да, — сказала Нэнси. — Мы теперь здесь, те, кого вы знали как комиссара и Компаньона. Мы обе здесь.
Спок сказал:
— Компаньон, ты же не обладаешь властью давать жизнь.
— Нет, это может только творец всего сущего.
— Но комиссар Хедфорд умирала.
— Эта наша часть была слишком слаба, чтобы продолжаться. Через мгновение не было бы никакого продолжения. Теперь мы вместе. То, что вы называли любовью, доступно нам, когда мы вместе. Это заполняет огромную потребность. Мы теперь имеем то, чего раньше не имели.
— Вы имеете в виду, что вы теперь
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Космическая фантастика
»Фантастика
В библиотеку