Лукьяненко Сергей - Тени снов
Я кивнул. Меня уже сочувственно хлопали по плечам, говорили о том, что всяко бывает, и удача все равно придет. Начали вспоминать истории о том, как отказавшись от мелкого жемчуга старатель вскоре купил большой, как абори приходили к одному и тому же человеку день за днем, принося все более крупные жемчуга... Пошел нормальный, успокоительный треп, когда вместе с искренней симпатией (все мы тут свои, и все, в общем-то, люди добрые) угадывается и доля насмешливого облегчения. Не я! Не я сделал эту глупость, -- читалось в лицах.
Пил я много, но совершенно не пьянел, видно с горя. А может с дорогих коньяков, от которых лишь теплело внутри, но соображение не терялось. Только когда встал с высокого крутящегося стула, и ноги стали разъезжаться, я понял, как набрался.
-- Эх, отяжелел, Лешка, -- подхватывая меня, сказал Ромка Цой, мой ровесник, парень худощавый, но жилистый, под стать корейским предкам. -Пропойца...
Сказал он не со зла. И никто бы не обратил внимания на слово, если бы не мой недавний рассказ...
-- Лешка-пропойца, -- вздохнул кто-то. Имелось в виду уже не опьянение, а постыдная история с обменной флягой.
И выходя вместе с Ромкой из бара я понял, что кличка приклеится насмерть. Вместе со "скульптором", "дезертиром", "проводником" и прочими насмешливыми эпитетами, за каждым из которых стоял тот или иной позор.
Капитан Огарин вновь оказался прав. Во всем.
-- Ромка, почему я... почему я такой? -- заплетающимся языком спросил я.
-- Сейчас, свежим воздухом подышишь, пройдет, -- миролюбиво ответил Ромка.
Мне стало смешно.
-- Да не... кореец, ты дурак... я не о том...
Ромка только пыхтел, выволакивая меня из клуба. Городская малышня, резвившаяся в бассейне, хохотала. Шедший навстречу отец Виталий, наш новый священник, недавно принявший сан, неодобрительно нахмурился. Но вежливо промолчал, достал сигаретку с марихуаной, и сделал вид, что весь ушел в поиски зажигалки.
Я вдруг подумал, как часто в последнее время люди при встрече со мной отводят глаза.
-- Во, сейчас протрезвеешь, -- сказал Ромка, сгружая меня на скамейку у входа. Хорошо хоть никого на улице, кто в клубе, кто по домам сидит. Большинство в клубе, конечно... -- Ничего, Лешка, не грусти...
-- Да не грущу я!
Ромка вздохнул, уселся рядом. Добродушно сказал:
-- Это правильно. Грустить нечего. Со всяким бывает. Может тебе жениться?
-- Что? -- я не уловил связи.
-- Знаешь, умная жена... -- он замолчал, сообразив, что ляпнул лишнее. Но было поздно.
-- Общее мнение? -- спросил я. Ромка удивленно глянул на меня -- до него дошло, что я трезвее, чем выгляжу.
-- Да. Общее. Ты уж не обижайся, но тебе и впрямь пора остепениться.
Сам он был женат четыре года, у него росли двое малышей, причем старший уже гордо таскал на поясе обменную флягу. И в городке Ромку уважали.
-- Ты пойми, Леша, -- Ромка посмотрел на меня с некоторым смущением. -- Все мы тебя любим. Ведь в чем наша, православная, сила? В любви, в единении! Не только быть хорошим человеком, а еще и хорошим членом общины. И за тебя душой все болеют, поверь. Когда ты очередную глупость делаешь, может кто для виду и посмеется, но по правде-то, душа за тебя болит! Когда человек один, он -- тьфу... -- Ромка плюнул под ноги, растер плевок, -- ничего не стоит! И себе в тягость, и общине. Может тебе и впрямь, нужен кто-то рядом, а без того -- сплошные неудачи?
-- И кого мне община сватает? -- спросил я.
Ромка смутился. Но выбраться из разговора было уже не так-то просто.
-- Ольгу Нонову.
Я не сразу нашелся, что ответить:
-- Ольгу Петровну? Ромка... в первом классе все мы были влюблены в училку! Но ведь ей уже за сорок! Далеко за сорок!
Слава богу, он не сказал про "сорок пять" и "бабу -- ягодку опять". Молчал, отведя глаза. Я переваривал услышанное. Значит, в городе меня считают настолько неисправимым лоботрясом, что кроме пожилой учительницы, чопорной и самовлюбленной, по возрасту годящейся мне в матери, никто не способен обо мне позаботиться.
О том, что я способен о ком-то позаботиться, речи не шло вообще.
-- Улечу я, Ромка, -- сказал я. -- Куда угодно. В приграничье, на рудные планеты. Не могу я больше так. Бродить, ждать, пока абори предложит тебе кусочек фекалий...
-- Жемчужины -- не фекалии! -- оскорбился Роман. Он был старателем неутомимым и довольно везучим.
-- Да хоть почечные камни, -- злорадно повторил я слова Огарина. -Это же безумие! Жить, надеясь, что выпадет удача, и тебе подарят никому не нужный кусочек чужой плоти! Что вспоминать будешь, когда время умирать придет? Как с флягой по джунглям бродил?
Ромку проняло. Мы были добрыми приятелями, но сейчас я перешел грань. Он встал, склонился надо мной.
-- Умирать не тороплюсь! И на омоложение заработаю! Да хоть сейчас помирать -- найду, что вспомнить -- сорок три жемчужины свои, жену, пацанов! А ты, Лешка, что вспомнишь? Детские свои скульптурки? Кстати, из чего ты их лепил, обличитель? Вот они-то... как раз... Если бы на Терре настоящие художники знали... в руки бы их не взяли!
Я молчал. Потому и перестал, чего уж скрывать. Как узнал, что такое на самом деле попадающиеся в лесах янтарные кругляши, из которых так интересно вырезать -- вырезать, а не лепить -- красивые, сверкающие под солнцем статуэтки... так сразу и перестал резьбой баловаться.
-- Беспутный! -- жестко сказал Роман. -- Может, собрать тебе общиной денег на билет? Ты же сам никогда не заработаешь, тебя и так всем миром содержат!
Я вскочил -- земля под ногами качнулась, но я устоял, и быстро пошел прочь от клуба. Алкоголь будто перестал пьянить, видно, слишком много адреналина выплеснулось в кровь. Ромка, который горячился редко, а остывал быстро, замолчал, и неуверенно крикнул вслед:
-- Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!
Не останавливаясь я шел вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан, улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с этим проклятым набором волонтеров... ну не хотел я руку ломать, кто ж такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать все, на что способен, комиссии, а тут...
И сегодня. Шла в руки удача, шла жемчужина огромной цены. Сдал бы ее в контору, получил чек... и через неделю, на туристическом лайнере "Афанасий Никитин", что раз в полгода останавливается у планеты, отправился бы в метрополию.
А теперь -- конец. "Всем миром на билет" мне не скинутся, это уж точно. Вместо того придет батюшка Виталий, выпьет со мной, или травки покурит, если пост, посмотрит укоризненно в глаза, начнет говорить о Боге, о судьбе, о том, что я своим безалаберным поведением огорчаю Господа, что последствия -- духовные -- для меня будут очень прискорбны. И не замечу, как пойду под венец с пожилой, толстенькой, занудливой Ольгой Петровной...
Я пришел в себя, оказавшись на краю взлетного поля. Было совсем темно, и в ночном небе вспыхивали, чиркали, сгорали и тухли звезды. Ну, не звезды... падающие звезды. Наша планета окутана пылевым облаком -из-за него настоящих звезд мы никогда и не видим. Зато каждый миг над
Пил я много, но совершенно не пьянел, видно с горя. А может с дорогих коньяков, от которых лишь теплело внутри, но соображение не терялось. Только когда встал с высокого крутящегося стула, и ноги стали разъезжаться, я понял, как набрался.
-- Эх, отяжелел, Лешка, -- подхватывая меня, сказал Ромка Цой, мой ровесник, парень худощавый, но жилистый, под стать корейским предкам. -Пропойца...
Сказал он не со зла. И никто бы не обратил внимания на слово, если бы не мой недавний рассказ...
-- Лешка-пропойца, -- вздохнул кто-то. Имелось в виду уже не опьянение, а постыдная история с обменной флягой.
И выходя вместе с Ромкой из бара я понял, что кличка приклеится насмерть. Вместе со "скульптором", "дезертиром", "проводником" и прочими насмешливыми эпитетами, за каждым из которых стоял тот или иной позор.
Капитан Огарин вновь оказался прав. Во всем.
-- Ромка, почему я... почему я такой? -- заплетающимся языком спросил я.
-- Сейчас, свежим воздухом подышишь, пройдет, -- миролюбиво ответил Ромка.
Мне стало смешно.
-- Да не... кореец, ты дурак... я не о том...
Ромка только пыхтел, выволакивая меня из клуба. Городская малышня, резвившаяся в бассейне, хохотала. Шедший навстречу отец Виталий, наш новый священник, недавно принявший сан, неодобрительно нахмурился. Но вежливо промолчал, достал сигаретку с марихуаной, и сделал вид, что весь ушел в поиски зажигалки.
Я вдруг подумал, как часто в последнее время люди при встрече со мной отводят глаза.
-- Во, сейчас протрезвеешь, -- сказал Ромка, сгружая меня на скамейку у входа. Хорошо хоть никого на улице, кто в клубе, кто по домам сидит. Большинство в клубе, конечно... -- Ничего, Лешка, не грусти...
-- Да не грущу я!
Ромка вздохнул, уселся рядом. Добродушно сказал:
-- Это правильно. Грустить нечего. Со всяким бывает. Может тебе жениться?
-- Что? -- я не уловил связи.
-- Знаешь, умная жена... -- он замолчал, сообразив, что ляпнул лишнее. Но было поздно.
-- Общее мнение? -- спросил я. Ромка удивленно глянул на меня -- до него дошло, что я трезвее, чем выгляжу.
-- Да. Общее. Ты уж не обижайся, но тебе и впрямь пора остепениться.
Сам он был женат четыре года, у него росли двое малышей, причем старший уже гордо таскал на поясе обменную флягу. И в городке Ромку уважали.
-- Ты пойми, Леша, -- Ромка посмотрел на меня с некоторым смущением. -- Все мы тебя любим. Ведь в чем наша, православная, сила? В любви, в единении! Не только быть хорошим человеком, а еще и хорошим членом общины. И за тебя душой все болеют, поверь. Когда ты очередную глупость делаешь, может кто для виду и посмеется, но по правде-то, душа за тебя болит! Когда человек один, он -- тьфу... -- Ромка плюнул под ноги, растер плевок, -- ничего не стоит! И себе в тягость, и общине. Может тебе и впрямь, нужен кто-то рядом, а без того -- сплошные неудачи?
-- И кого мне община сватает? -- спросил я.
Ромка смутился. Но выбраться из разговора было уже не так-то просто.
-- Ольгу Нонову.
Я не сразу нашелся, что ответить:
-- Ольгу Петровну? Ромка... в первом классе все мы были влюблены в училку! Но ведь ей уже за сорок! Далеко за сорок!
Слава богу, он не сказал про "сорок пять" и "бабу -- ягодку опять". Молчал, отведя глаза. Я переваривал услышанное. Значит, в городе меня считают настолько неисправимым лоботрясом, что кроме пожилой учительницы, чопорной и самовлюбленной, по возрасту годящейся мне в матери, никто не способен обо мне позаботиться.
О том, что я способен о ком-то позаботиться, речи не шло вообще.
-- Улечу я, Ромка, -- сказал я. -- Куда угодно. В приграничье, на рудные планеты. Не могу я больше так. Бродить, ждать, пока абори предложит тебе кусочек фекалий...
-- Жемчужины -- не фекалии! -- оскорбился Роман. Он был старателем неутомимым и довольно везучим.
-- Да хоть почечные камни, -- злорадно повторил я слова Огарина. -Это же безумие! Жить, надеясь, что выпадет удача, и тебе подарят никому не нужный кусочек чужой плоти! Что вспоминать будешь, когда время умирать придет? Как с флягой по джунглям бродил?
Ромку проняло. Мы были добрыми приятелями, но сейчас я перешел грань. Он встал, склонился надо мной.
-- Умирать не тороплюсь! И на омоложение заработаю! Да хоть сейчас помирать -- найду, что вспомнить -- сорок три жемчужины свои, жену, пацанов! А ты, Лешка, что вспомнишь? Детские свои скульптурки? Кстати, из чего ты их лепил, обличитель? Вот они-то... как раз... Если бы на Терре настоящие художники знали... в руки бы их не взяли!
Я молчал. Потому и перестал, чего уж скрывать. Как узнал, что такое на самом деле попадающиеся в лесах янтарные кругляши, из которых так интересно вырезать -- вырезать, а не лепить -- красивые, сверкающие под солнцем статуэтки... так сразу и перестал резьбой баловаться.
-- Беспутный! -- жестко сказал Роман. -- Может, собрать тебе общиной денег на билет? Ты же сам никогда не заработаешь, тебя и так всем миром содержат!
Я вскочил -- земля под ногами качнулась, но я устоял, и быстро пошел прочь от клуба. Алкоголь будто перестал пьянить, видно, слишком много адреналина выплеснулось в кровь. Ромка, который горячился редко, а остывал быстро, замолчал, и неуверенно крикнул вслед:
-- Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!
Не останавливаясь я шел вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан, улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с этим проклятым набором волонтеров... ну не хотел я руку ломать, кто ж такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать все, на что способен, комиссии, а тут...
И сегодня. Шла в руки удача, шла жемчужина огромной цены. Сдал бы ее в контору, получил чек... и через неделю, на туристическом лайнере "Афанасий Никитин", что раз в полгода останавливается у планеты, отправился бы в метрополию.
А теперь -- конец. "Всем миром на билет" мне не скинутся, это уж точно. Вместо того придет батюшка Виталий, выпьет со мной, или травки покурит, если пост, посмотрит укоризненно в глаза, начнет говорить о Боге, о судьбе, о том, что я своим безалаберным поведением огорчаю Господа, что последствия -- духовные -- для меня будут очень прискорбны. И не замечу, как пойду под венец с пожилой, толстенькой, занудливой Ольгой Петровной...
Я пришел в себя, оказавшись на краю взлетного поля. Было совсем темно, и в ночном небе вспыхивали, чиркали, сгорали и тухли звезды. Ну, не звезды... падающие звезды. Наша планета окутана пылевым облаком -из-за него настоящих звезд мы никогда и не видим. Зато каждый миг над
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Сергей Лукьяненко
»Фантастика
В библиотеку