Энн Райс-Хроники вампиров кн-3
идешь со мной или нет?
— Ты в этот дом не войдешь.
— Видишь вот то окно наверху? — Я зацепил его за талию. Теперь ему от меня не вырваться. — В той комнате сидит Дэвид Тальбот. Он уже час пишет свой дневник. Он глубоко обеспокоен. Ему неизвестно, что с нами произошло. Он знает, что что-то случилось, но ему в жизни не догадаться, что именно. Так вот, мы сейчас проникнем в соседнюю спальню через то маленькое окно слева.
Он издал последний слабый возглас протеста, но я сосредоточился на окне, стараясь зрительно представить себе замок. Сколько до него футов? Спазм — и высоко над нами распахнулось стеклянное прямоугольное окно. Он тоже это заметил, и, пока он стоял, лишившись дара речи, я сжал его покрепче и поднялся в воздух.
Через секунду мы оказались в центре комнаты. Маленькая спальня в елизаветинском стиле, отделанная темным деревом, красивая мебель того же периода и шипящий камин.
Луи был в ярости. Он сверкал глазами, быстрыми, гневными жестами расправляя одежду. Комната мне понравилась: книги Дэвида Тальбота, его кровать...
И сам Дэвид Тальбот с широко открытыми глазами за полуоткрытой дверью в кабинет, сидящий за письменным столом при свете лампы с зеленым абажуром. На нем был красивый серый шелковый смокинг, стянутый в поясе. В пальцах зажата ручка. Он застыл, словно лесное животное, почуявшее хищника, перед неизбежной попыткой убежать.
Ах, как это мило!
Я рассмотрел его получше: темные седые волосы, чистые черные глаза, прекрасно очерченное лицо, очень выразительное, теплое. В нем ясно читался ум. Очень похоже на то, что описывали Джесс и Хайман.
Я прошел в кабинет.
— Вы уж меня простите, — сказал я. — Надо было постучать в парадную дверь. Но я не хотел афишировать нашу встречу. Вы, конечно, меня знаете.
Молчание.
Я взглянул на стол. Папки с нашими делами, аккуратные картонные папки со знакомыми именами и названиями: «Театр вампиров», «Арман», «Бенджамин-Дьявол». И «Джесс».
Джесс. Рядом с папкой лежало письмо от тети Джесс, Маарет. В письме говорилось, что Джесс умерла.
Я ждал, раздумывая, стоит ли заставлять его первым завести разговор. Но такую игру я никогда не любил. Он напряженно рассматривал меня, бесконечно более напряженно, чем я. Он фиксировал меня в памяти, используя испытанные приемы, чтобы позже вспомнить все подробности невзирая на шок, вызванный подобным событием.
Высокий, не толстый, но и не худой. Хорошо сложен. Большие ладони, очень красивой формы. И очень ухоженные к тому же. Настоящий британской джентльмен, любитель твида и темного дерева, чая и сырости, тенистого парка и приятной атмосферы этого дома.
Возраст — около шестидесяти пяти. Отличный возраст. Он знает то, о чем молодые люди и помыслить не могут. Современный эквивалент возраста Мариуса в древние века. Для двадцатого века — совсем не старый.
Луи все еще находился в соседней комнате, но он знал, что Луи рядом. Он бросил взгляд на дверь. Потом — снова на меня.
Он поднялся и застал меня врасплох. Он протянул руку.
— Рад с вами познакомиться, — сказал он.
Я рассмеялся. Я принял его руку, твердо и вежливо пожал ее, следя за реакцией, отметив его изумление при открытии, насколько холодна моя плоть, насколько она безжизненна в любом смысле слова.
Я его довольно сильно испугал. Но при этом он испытывал огромное любопытство, огромный интерес.
Потом он очень любезно и очень вежливо произнес:
— Джесс не умерла, не так ли?
Потрясающе, во что британцы превратили язык, все эти нюансы вежливости. Несомненно, величайшие дипломаты в мире. Я подумал, какие же у них гангстеры. Но он так горевал по Джесс, а кто я такой, чтобы пренебрегать чужим горем?
Я торжественно посмотрел на него.
— О нет, — сказал я. — Не стоит заблуждаться. Джесс умерла. — Я твердо выдержал его взгляд, он прекрасно меня понял. — Забудьте о Джесс, — добавил я.
Он слегка кивнул, на секунду отведя глаза, но потом опять посмотрел на меня с прежним любопытством.
Я сделал небольшой круг по центру комнаты. Увидел в тени Луи, прислонившегося к камину в спальне, — он поглядывал на меня с неописуемым презрением и осуждением. Но сейчас было не время смеяться. Я думал о словах Хаймана.
— У меня к вам вопрос, — сказал я.
— Слушаю вас.
— Я здесь. Под вашей крышей. Предположим, когда встанет солнце, я спущусь к вам в подвал. Там я перейду в бессознательное состояние. Сами знаете. — Я сделал небрежный жест. — Что бы вы сделали? Убили бы меня во сне?
На раздумья ему не понадобилось и двух секунд.
— Нет.
— Но вы знаете, кто я. У вас нет ни малейшего сомнения в этом, правда? Почему же вы бы меня не убили?
— По многим причинам, — сказал он. — Я бы хотел узнать о вас побольше. Поговорить с вами. Нет, я не стал бы вас убивать. Ни за что на свете.
Я пригляделся к нему, он говорил чистую правду. Он не продумывал деталей, но он счел бы мое убийство пугающим проявлением черствости и неуважения — убийство такого таинственного и старого существа.
— Да, именно так, — с легкой улыбкой заметил он. Телепат. Однако не особенно сильный. Только поверхностные мысли.
— Вы уверены? — Тот же на удивление вежливый тон.
— Второй вопрос, — сказал я.
— Прошу. — Теперь он был по-настоящему заинтригован. Страх полностью растаял.
— Вы хотите получить Темный Дар? Сами знаете, что это означает. Стать одним из нас. — Краем глаза я видел, как Луи трясет головой. Потом он повернулся ко мне спиной. — Я не говорю, что когда-нибудь вы от меня его получите. Скорее всего, нет. Но вы хотите? Если бы я согласился, вы бы его приняли.
— Нет.
— Не верю.
— Я бы его не принял даже через миллион лет. Бог свидетель — нет.
— О чем вы? Вы же не верите в Бога!
— Просто выражение. Но оно очень точно отражает мои чувства.
Я улыбнулся. Какое приветливое, настороженное лицо. У меня же энергия била через край, кровь с новой силой текла по венам, интересно, ему это заметно, стал ли я меньше похож на монстра? Проявляются ли во мне те небольшие человеческие признаки, которые я замечал в остальных в момент оживления или задумчивости?
— Вряд ли вам понадобится миллион лет, чтобы передумать, — ответил я. — Вам вообще недолго осталось. Раз уж мы об этом заговорили.
— Я никогда не передумаю, — возразил он. И очень искренне улыбнулся. В пальцах он держал ручку. Он бессознательно и нервно поиграл ей, но потом успокоился.
— Я вам не верю, — сказал я. Я огляделся: маленькая голландская картина в лакированной раме — дом на канале в Амстердаме. Я посмотрел на покрытое инеем окно. Снаружи, в ночи, ничего не видно. Мне внезапно стало грустно, но совсем не так грустно, как раньше. Я просто признался себе в горьком одиночестве, которое привело меня сюда, в необходимости оказаться в его комнатке и почувствовать на себе его взгляд, услышать, что он знает, кто я такой.
Тени сгущались. Я не мог произнести ни слова.
— Да, — застенчиво произнес он за моей спиной. — Я знаю, кто вы такой.
Я обернулся и посмотрел на него. Неожиданно я чуть не заплакал. Из-за тепла, из-за запаха человеческих вещей, из-за того, что передо мной у письменного стола стоит живой человек. Я сглотнул. Я не собираюсь ронять свое достоинство, это
— Ты в этот дом не войдешь.
— Видишь вот то окно наверху? — Я зацепил его за талию. Теперь ему от меня не вырваться. — В той комнате сидит Дэвид Тальбот. Он уже час пишет свой дневник. Он глубоко обеспокоен. Ему неизвестно, что с нами произошло. Он знает, что что-то случилось, но ему в жизни не догадаться, что именно. Так вот, мы сейчас проникнем в соседнюю спальню через то маленькое окно слева.
Он издал последний слабый возглас протеста, но я сосредоточился на окне, стараясь зрительно представить себе замок. Сколько до него футов? Спазм — и высоко над нами распахнулось стеклянное прямоугольное окно. Он тоже это заметил, и, пока он стоял, лишившись дара речи, я сжал его покрепче и поднялся в воздух.
Через секунду мы оказались в центре комнаты. Маленькая спальня в елизаветинском стиле, отделанная темным деревом, красивая мебель того же периода и шипящий камин.
Луи был в ярости. Он сверкал глазами, быстрыми, гневными жестами расправляя одежду. Комната мне понравилась: книги Дэвида Тальбота, его кровать...
И сам Дэвид Тальбот с широко открытыми глазами за полуоткрытой дверью в кабинет, сидящий за письменным столом при свете лампы с зеленым абажуром. На нем был красивый серый шелковый смокинг, стянутый в поясе. В пальцах зажата ручка. Он застыл, словно лесное животное, почуявшее хищника, перед неизбежной попыткой убежать.
Ах, как это мило!
Я рассмотрел его получше: темные седые волосы, чистые черные глаза, прекрасно очерченное лицо, очень выразительное, теплое. В нем ясно читался ум. Очень похоже на то, что описывали Джесс и Хайман.
Я прошел в кабинет.
— Вы уж меня простите, — сказал я. — Надо было постучать в парадную дверь. Но я не хотел афишировать нашу встречу. Вы, конечно, меня знаете.
Молчание.
Я взглянул на стол. Папки с нашими делами, аккуратные картонные папки со знакомыми именами и названиями: «Театр вампиров», «Арман», «Бенджамин-Дьявол». И «Джесс».
Джесс. Рядом с папкой лежало письмо от тети Джесс, Маарет. В письме говорилось, что Джесс умерла.
Я ждал, раздумывая, стоит ли заставлять его первым завести разговор. Но такую игру я никогда не любил. Он напряженно рассматривал меня, бесконечно более напряженно, чем я. Он фиксировал меня в памяти, используя испытанные приемы, чтобы позже вспомнить все подробности невзирая на шок, вызванный подобным событием.
Высокий, не толстый, но и не худой. Хорошо сложен. Большие ладони, очень красивой формы. И очень ухоженные к тому же. Настоящий британской джентльмен, любитель твида и темного дерева, чая и сырости, тенистого парка и приятной атмосферы этого дома.
Возраст — около шестидесяти пяти. Отличный возраст. Он знает то, о чем молодые люди и помыслить не могут. Современный эквивалент возраста Мариуса в древние века. Для двадцатого века — совсем не старый.
Луи все еще находился в соседней комнате, но он знал, что Луи рядом. Он бросил взгляд на дверь. Потом — снова на меня.
Он поднялся и застал меня врасплох. Он протянул руку.
— Рад с вами познакомиться, — сказал он.
Я рассмеялся. Я принял его руку, твердо и вежливо пожал ее, следя за реакцией, отметив его изумление при открытии, насколько холодна моя плоть, насколько она безжизненна в любом смысле слова.
Я его довольно сильно испугал. Но при этом он испытывал огромное любопытство, огромный интерес.
Потом он очень любезно и очень вежливо произнес:
— Джесс не умерла, не так ли?
Потрясающе, во что британцы превратили язык, все эти нюансы вежливости. Несомненно, величайшие дипломаты в мире. Я подумал, какие же у них гангстеры. Но он так горевал по Джесс, а кто я такой, чтобы пренебрегать чужим горем?
Я торжественно посмотрел на него.
— О нет, — сказал я. — Не стоит заблуждаться. Джесс умерла. — Я твердо выдержал его взгляд, он прекрасно меня понял. — Забудьте о Джесс, — добавил я.
Он слегка кивнул, на секунду отведя глаза, но потом опять посмотрел на меня с прежним любопытством.
Я сделал небольшой круг по центру комнаты. Увидел в тени Луи, прислонившегося к камину в спальне, — он поглядывал на меня с неописуемым презрением и осуждением. Но сейчас было не время смеяться. Я думал о словах Хаймана.
— У меня к вам вопрос, — сказал я.
— Слушаю вас.
— Я здесь. Под вашей крышей. Предположим, когда встанет солнце, я спущусь к вам в подвал. Там я перейду в бессознательное состояние. Сами знаете. — Я сделал небрежный жест. — Что бы вы сделали? Убили бы меня во сне?
На раздумья ему не понадобилось и двух секунд.
— Нет.
— Но вы знаете, кто я. У вас нет ни малейшего сомнения в этом, правда? Почему же вы бы меня не убили?
— По многим причинам, — сказал он. — Я бы хотел узнать о вас побольше. Поговорить с вами. Нет, я не стал бы вас убивать. Ни за что на свете.
Я пригляделся к нему, он говорил чистую правду. Он не продумывал деталей, но он счел бы мое убийство пугающим проявлением черствости и неуважения — убийство такого таинственного и старого существа.
— Да, именно так, — с легкой улыбкой заметил он. Телепат. Однако не особенно сильный. Только поверхностные мысли.
— Вы уверены? — Тот же на удивление вежливый тон.
— Второй вопрос, — сказал я.
— Прошу. — Теперь он был по-настоящему заинтригован. Страх полностью растаял.
— Вы хотите получить Темный Дар? Сами знаете, что это означает. Стать одним из нас. — Краем глаза я видел, как Луи трясет головой. Потом он повернулся ко мне спиной. — Я не говорю, что когда-нибудь вы от меня его получите. Скорее всего, нет. Но вы хотите? Если бы я согласился, вы бы его приняли.
— Нет.
— Не верю.
— Я бы его не принял даже через миллион лет. Бог свидетель — нет.
— О чем вы? Вы же не верите в Бога!
— Просто выражение. Но оно очень точно отражает мои чувства.
Я улыбнулся. Какое приветливое, настороженное лицо. У меня же энергия била через край, кровь с новой силой текла по венам, интересно, ему это заметно, стал ли я меньше похож на монстра? Проявляются ли во мне те небольшие человеческие признаки, которые я замечал в остальных в момент оживления или задумчивости?
— Вряд ли вам понадобится миллион лет, чтобы передумать, — ответил я. — Вам вообще недолго осталось. Раз уж мы об этом заговорили.
— Я никогда не передумаю, — возразил он. И очень искренне улыбнулся. В пальцах он держал ручку. Он бессознательно и нервно поиграл ей, но потом успокоился.
— Я вам не верю, — сказал я. Я огляделся: маленькая голландская картина в лакированной раме — дом на канале в Амстердаме. Я посмотрел на покрытое инеем окно. Снаружи, в ночи, ничего не видно. Мне внезапно стало грустно, но совсем не так грустно, как раньше. Я просто признался себе в горьком одиночестве, которое привело меня сюда, в необходимости оказаться в его комнатке и почувствовать на себе его взгляд, услышать, что он знает, кто я такой.
Тени сгущались. Я не мог произнести ни слова.
— Да, — застенчиво произнес он за моей спиной. — Я знаю, кто вы такой.
Я обернулся и посмотрел на него. Неожиданно я чуть не заплакал. Из-за тепла, из-за запаха человеческих вещей, из-за того, что передо мной у письменного стола стоит живой человек. Я сглотнул. Я не собираюсь ронять свое достоинство, это
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Ужасы и Мистика
В библиотеку