Ж.Бенцони-Волки Лозарга.Волки Лозарга кн-2
нехотя, удалялся. Гортензия ясно услышала, как неподалеку захлопнулась дверь, и возблагодарила бога за то, что Жан приказал ейпотушить свет. Маркиз, видно, подумал, что она заснула, и не стал входить.
Она снова кинулась к окну. Тень уже маячила где-то поблизости, слышно было тяжелое дыхание. Нелегко было Жану взбираться… Глаза ее привыкли к темноте, и она могла четче различить его фигуру. Как он находил места, куда поставить ногу, за что уцепиться? Она вспомнила, что он видел ночью, как кошка, и был таким же цепким и гибким… Минута, за ней еще одна, такие долгие, тревожные мгновения! Наконец рука Жана ухватилась за подоконник. Еще секунда, и он уже в комнате, и Гортензия, еле сдерживая радостный возглас, кинулась ему на шею, что было силы сжала в объятиях. Он ласково отвел ее руки:
— Дай вздохнуть, душа моя! Мне нужно перевести дух… Как жалко, что этот черт маркиз перекрыл другой выход…
— Я уж и не надеялась тебя когда-нибудь увидеть, — выдохнула Гортензия. — Где же ты был?
— В Париже, где же еще? Тебя искал, хотел, чтобы мы вместе повели борьбу за сына. А нашел только твою подругу Фелисию, она как раз собиралась ехать в Австрию. Она просила меня тебя поцеловать, но, прежде чем выполнить ее просьбу, я поцелую от себя.
Он подарил ей долгий, страстный поцелуй. Прижавшись к нему, Гортензия ощутила, как сердце Жана постепенно начинает биться в обычном ритме.
— Я должен был вернуться раньше, но с дилижансом случились неприятности. На нас напали вооруженное бандиты, ограбили… Некоторые пассажиры даже пострадали…
— Тебя не ранили?
— Нет, но убили форейтора. Пришлось помогать остальным, потом дожидаться жандармов… в общем, одна задержка за другой! Признаться, когда я ехал в Париж, то надеялся заручиться поддержкой короля и с его помощью добиться наконец справедливости. Но Фелисия рассказала мне, что у тебя вышло из этой затеи… Ну и глупышка же ты: не дожидаясь меня, явилась в этот проклятый замок и попала в капкан! Как ты?
— Неважно. Мне кажется, они тут решили меня отравить. Я сегодня пила только воду, потому что вчера плохо себя чувствовала. И все-таки ночью хотела сбежать через окно.
— Рискуя разбиться? Нет, ты действительно уже не надеялась увидеть меня?
— Надеялась, конечно, но только я боялась, что ты приедешь слишком поздно.
Вместо ответа он только сильнее прижал ее к себе, но потом отпустил.
— А теперь пора отсюда выбираться. Закрой окно и кричи.
— Кричать?
— Да, зови на помощь, кричи: «Пожар!», все, что угодно. Ведь дверь твоя, я полагаю, заперта на ключ? А маркиз по-прежнему ночует у себя в комнате?
— Да.
— Тогда делай то, что я говорю! А я встану тут сзади.
Чуть замешкавшись, как обычно, когда боишься нарушить ночную тишину, Гортензия закричала. Голос ее разорвал глубокую тишину ночи:
— Сюда! На помощь! Помогите! Скорее!
Она так громко звала, что даже не услышала шагов маркиза. Но вот в замке повернулся ключ. Дверь распахнулась. На пороге в халате со свечой в руке стоял Фульк де Лозарг.
— Что случилось, Гортензия? Да что…
Больше он ничего сказать не успел. Сильный удар кулаком оглушил его и повалил на ковер. По полу покатилась горящая свеча. Жан наступил на нее, сбивая пламя, и схватил Гортензию за руку.
— Идем! Франсуа ждет нас у реки. Где ребенок?
— В кухне. С ним там Годивелла. Но…
— Придется ей отдать нам его.
Если бы Жан не поддерживал ее, Гортензия не смогла бы живой и невредимой добраться до нижних ступенек — на лестнице было темно, как в могиле. Но лесной отшельник ориентировался в темноте, словно видел все так же ясно, как днем. Они побежали в кухню. Годивелла, разбуженная шумом, уже встала. В свете ночника она, в белой юбке, рубашке и белом чепце, походила на призрак. С первого взгляда узнав Жана, она, вопреки опасениям Гортензии, кричать не стала. Сказала только:
— Это ты, Волчий Жан? Я знала, что ты когда-нибудь придешь.
— Знала, говоришь, старая ведьма, и потому, наверное, пыталась отравить ее…
Под грузом свалившегося на нее обвинения Годивелла даже пошатнулась.
— Я? Отравить ее? Дочку Виктории? Нехороший ты, должно быть, человек, Волчий Жан, коли подумал такое… А вы-то, госпожа Гортензия? Я думала, вы меня знаете…
— Она тут ни при чем, Жан, клянусь тебе… Давайте лучше поспешим. Маркиз ведь всего лишь потерял сознание.
— Вам нужен малыш? — взвыла Годивелла.
— Малыш, да и вы тоже, если хотите. Годивелла, вам нельзя оставаться в этом проклятом доме.
Но та лишь покачала головой и пошла за ребенком к колыбели. Годивелла передала его с рук на руки Гортензии, а у самой из глаз ручьями текли слезы.
— Нет… Я же вам сказала… Мое место здесь…
— Поговорили, и хватит! — прервал ее Жан. — Надо бежать, пока не проснулись Шапиу и остальные. Открой нам дверь, Годивелла!
И он побежал к прихожей. Но голос Годивеллы остановил его на полпути.
— У меня нет ключа, Волчий Жан. С тех пор как вернулась госпожа Гортензия, господин Фульк держит его у себя.
В желтоватом пламени свечи, горевшей в руках у Годивеллы, предстали перед ними во всем своем величии массивные средневековые двери: большие черные скобы, засовы и огромный замок. Надежные двери, они были непреодолимым препятствием для всякого, кто захотел бы тут проскользнуть. Никакая человеческая сила не могла заставить их даже пошатнуться.
— Стойте здесь! — приказал Жан. — Я поднимусь за ключом. Он должен быть у него в комнате.
— Не стоит трудиться!
На верхней ступеньке неожиданно показался маркиз. Он был немного бледен, пошатывался, но все же стоял на ногах и даже держал ружье, нацелив его на Жана. Гортензия вскрикнула от испуга, но маркиз лишь улыбнулся.
— Надо было ему сказать, чтобы бил сильнее, милочка. Тот удар был явно недостоин Лозарга.
— Я же мог вас убить, — пробурчал Жан. — Стоило только посильнее сдавить вам шею. Но ведь…
— Но ведь вы человек принципа. Нечто новое в нашем роду. Пожалели меня, потому что я вам отец?
— Да, — твердо ответил Жан. — Именно потому, что вы мне отец.
— Очень мило! Ну а я, мой дорогой, чужд подобных нежностей!
Он вскинул ружье и выстрелил. Жан вскрикнул от боли, но еще громче, пронзительнее закричала Гортензия и, не помня себя, с ребенком на руках кинулась загородить собой любимого.
— Убирайтесь отсюда, глупая женщина, если не хотите умереть с ним заодно! — крикнул маркиз. — Годивелла, оттащи ее в сторону! Она погубит мне внука.
Но Годивелла и не нуждалась в том, чтобы ее подгоняли. Как старая тигрица, накинулась она на Гортензию, пытаясь вырвать у нее маленького Этьена. Ребенок закричал. Они все боролись, когда маркиз, уверенный в своем превосходстве, стал спускаться с лестницы. Раненый Жан стоял, прижавшись к двери, и не сводил глаз с отца, несущего ему смерть.
— Впервые в жизни промахнулся, — хмыкнул маркиз, — видно, голова еще кружится…
Он снова вскинул ружье. Вырвавшись от Годивеллы, Гортензия кинулась к нему, но вдруг, брошенная чьей-тонедрогнувшей рукой, в голову убийцы полетела деревянная фигура святого, как обычно, стоявшая на сундуке в прихожей. Маркиз рухнул на каменный пол, а из какой-то дыры, как крот из своей норки, весь в земле, вылез Эжен Гарлан. Близорукие глаза сквозь
Она снова кинулась к окну. Тень уже маячила где-то поблизости, слышно было тяжелое дыхание. Нелегко было Жану взбираться… Глаза ее привыкли к темноте, и она могла четче различить его фигуру. Как он находил места, куда поставить ногу, за что уцепиться? Она вспомнила, что он видел ночью, как кошка, и был таким же цепким и гибким… Минута, за ней еще одна, такие долгие, тревожные мгновения! Наконец рука Жана ухватилась за подоконник. Еще секунда, и он уже в комнате, и Гортензия, еле сдерживая радостный возглас, кинулась ему на шею, что было силы сжала в объятиях. Он ласково отвел ее руки:
— Дай вздохнуть, душа моя! Мне нужно перевести дух… Как жалко, что этот черт маркиз перекрыл другой выход…
— Я уж и не надеялась тебя когда-нибудь увидеть, — выдохнула Гортензия. — Где же ты был?
— В Париже, где же еще? Тебя искал, хотел, чтобы мы вместе повели борьбу за сына. А нашел только твою подругу Фелисию, она как раз собиралась ехать в Австрию. Она просила меня тебя поцеловать, но, прежде чем выполнить ее просьбу, я поцелую от себя.
Он подарил ей долгий, страстный поцелуй. Прижавшись к нему, Гортензия ощутила, как сердце Жана постепенно начинает биться в обычном ритме.
— Я должен был вернуться раньше, но с дилижансом случились неприятности. На нас напали вооруженное бандиты, ограбили… Некоторые пассажиры даже пострадали…
— Тебя не ранили?
— Нет, но убили форейтора. Пришлось помогать остальным, потом дожидаться жандармов… в общем, одна задержка за другой! Признаться, когда я ехал в Париж, то надеялся заручиться поддержкой короля и с его помощью добиться наконец справедливости. Но Фелисия рассказала мне, что у тебя вышло из этой затеи… Ну и глупышка же ты: не дожидаясь меня, явилась в этот проклятый замок и попала в капкан! Как ты?
— Неважно. Мне кажется, они тут решили меня отравить. Я сегодня пила только воду, потому что вчера плохо себя чувствовала. И все-таки ночью хотела сбежать через окно.
— Рискуя разбиться? Нет, ты действительно уже не надеялась увидеть меня?
— Надеялась, конечно, но только я боялась, что ты приедешь слишком поздно.
Вместо ответа он только сильнее прижал ее к себе, но потом отпустил.
— А теперь пора отсюда выбираться. Закрой окно и кричи.
— Кричать?
— Да, зови на помощь, кричи: «Пожар!», все, что угодно. Ведь дверь твоя, я полагаю, заперта на ключ? А маркиз по-прежнему ночует у себя в комнате?
— Да.
— Тогда делай то, что я говорю! А я встану тут сзади.
Чуть замешкавшись, как обычно, когда боишься нарушить ночную тишину, Гортензия закричала. Голос ее разорвал глубокую тишину ночи:
— Сюда! На помощь! Помогите! Скорее!
Она так громко звала, что даже не услышала шагов маркиза. Но вот в замке повернулся ключ. Дверь распахнулась. На пороге в халате со свечой в руке стоял Фульк де Лозарг.
— Что случилось, Гортензия? Да что…
Больше он ничего сказать не успел. Сильный удар кулаком оглушил его и повалил на ковер. По полу покатилась горящая свеча. Жан наступил на нее, сбивая пламя, и схватил Гортензию за руку.
— Идем! Франсуа ждет нас у реки. Где ребенок?
— В кухне. С ним там Годивелла. Но…
— Придется ей отдать нам его.
Если бы Жан не поддерживал ее, Гортензия не смогла бы живой и невредимой добраться до нижних ступенек — на лестнице было темно, как в могиле. Но лесной отшельник ориентировался в темноте, словно видел все так же ясно, как днем. Они побежали в кухню. Годивелла, разбуженная шумом, уже встала. В свете ночника она, в белой юбке, рубашке и белом чепце, походила на призрак. С первого взгляда узнав Жана, она, вопреки опасениям Гортензии, кричать не стала. Сказала только:
— Это ты, Волчий Жан? Я знала, что ты когда-нибудь придешь.
— Знала, говоришь, старая ведьма, и потому, наверное, пыталась отравить ее…
Под грузом свалившегося на нее обвинения Годивелла даже пошатнулась.
— Я? Отравить ее? Дочку Виктории? Нехороший ты, должно быть, человек, Волчий Жан, коли подумал такое… А вы-то, госпожа Гортензия? Я думала, вы меня знаете…
— Она тут ни при чем, Жан, клянусь тебе… Давайте лучше поспешим. Маркиз ведь всего лишь потерял сознание.
— Вам нужен малыш? — взвыла Годивелла.
— Малыш, да и вы тоже, если хотите. Годивелла, вам нельзя оставаться в этом проклятом доме.
Но та лишь покачала головой и пошла за ребенком к колыбели. Годивелла передала его с рук на руки Гортензии, а у самой из глаз ручьями текли слезы.
— Нет… Я же вам сказала… Мое место здесь…
— Поговорили, и хватит! — прервал ее Жан. — Надо бежать, пока не проснулись Шапиу и остальные. Открой нам дверь, Годивелла!
И он побежал к прихожей. Но голос Годивеллы остановил его на полпути.
— У меня нет ключа, Волчий Жан. С тех пор как вернулась госпожа Гортензия, господин Фульк держит его у себя.
В желтоватом пламени свечи, горевшей в руках у Годивеллы, предстали перед ними во всем своем величии массивные средневековые двери: большие черные скобы, засовы и огромный замок. Надежные двери, они были непреодолимым препятствием для всякого, кто захотел бы тут проскользнуть. Никакая человеческая сила не могла заставить их даже пошатнуться.
— Стойте здесь! — приказал Жан. — Я поднимусь за ключом. Он должен быть у него в комнате.
— Не стоит трудиться!
На верхней ступеньке неожиданно показался маркиз. Он был немного бледен, пошатывался, но все же стоял на ногах и даже держал ружье, нацелив его на Жана. Гортензия вскрикнула от испуга, но маркиз лишь улыбнулся.
— Надо было ему сказать, чтобы бил сильнее, милочка. Тот удар был явно недостоин Лозарга.
— Я же мог вас убить, — пробурчал Жан. — Стоило только посильнее сдавить вам шею. Но ведь…
— Но ведь вы человек принципа. Нечто новое в нашем роду. Пожалели меня, потому что я вам отец?
— Да, — твердо ответил Жан. — Именно потому, что вы мне отец.
— Очень мило! Ну а я, мой дорогой, чужд подобных нежностей!
Он вскинул ружье и выстрелил. Жан вскрикнул от боли, но еще громче, пронзительнее закричала Гортензия и, не помня себя, с ребенком на руках кинулась загородить собой любимого.
— Убирайтесь отсюда, глупая женщина, если не хотите умереть с ним заодно! — крикнул маркиз. — Годивелла, оттащи ее в сторону! Она погубит мне внука.
Но Годивелла и не нуждалась в том, чтобы ее подгоняли. Как старая тигрица, накинулась она на Гортензию, пытаясь вырвать у нее маленького Этьена. Ребенок закричал. Они все боролись, когда маркиз, уверенный в своем превосходстве, стал спускаться с лестницы. Раненый Жан стоял, прижавшись к двери, и не сводил глаз с отца, несущего ему смерть.
— Впервые в жизни промахнулся, — хмыкнул маркиз, — видно, голова еще кружится…
Он снова вскинул ружье. Вырвавшись от Годивеллы, Гортензия кинулась к нему, но вдруг, брошенная чьей-тонедрогнувшей рукой, в голову убийцы полетела деревянная фигура святого, как обычно, стоявшая на сундуке в прихожей. Маркиз рухнул на каменный пол, а из какой-то дыры, как крот из своей норки, весь в земле, вылез Эжен Гарлан. Близорукие глаза сквозь
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Серии романов
»Любовные романы
В библиотеку