А.Бушков-Крючок для пираньи.кн-7
мы же с вами волки, нас на манную кашку посадить нельзя, сдохнем в одночасье. Я понимаю, нервы у вас подрастрепаны после недавних переживаний, но воображение у вас осталось достаточно живым, чтобы оценить весь ужас жизни отставника…
– Это кнут, а? – сказал Мазур. – Где же пряник?
– А нету пряника, – серьезно сказал Глаголев. – Ордена – это не более чем железки, мы оба в том возрасте, когда к этой истине относятся со здоровым цинизмом. Беспросветную звезду вы у меня можете и заработать, а можете и в жизни не увидеть, но на старом вашем месте службы вы ее уж точно не увидите. О славе всерьез и говорить не стоит – когда это мы с вами выходили на солнечную сторону? Короче, я вам предлагаю довольно простую вещь: продолжать, насколько возможно, жизнь при золотых погонах. Остаться в касте. Ничего другого нет, не взыщите. Одно могу сказать твердо, не запугивая и не сгущая красок: в столицах у вас есть реальный шанс утонуть на неглыбком месте, зато у меня еще побарахтаетесь… Дискуссия будет?
– Нет, – сказал Мазур.
– Авторучку дать на предмет рапорта об отставке?
– Нет.
Где-то в глубине души он сам себе удивлялся, но это – в глубине.
Последние события отучили его удивляться, вот в чем штука, подспудно копилась уверенность, что после всего этого жизнь разделится на «до» и «после», потому что прошлое не возвращается и он шагнул за некий рубеж…
– Неплохо, – сказал Глаголев. – Ни истерик, даже легоньких, ни прострации. Глядишь, и сработаемся… Давайте еще коньячку. Мы с вами пока что ни в каких уставных взаимоотношениях не находимся, можем непринужденно…
– Послушайте, – сказал Мазур. – Ну, а что я у вас буду делать, в конце-то концов?
– В одном известном романе на подобный вопрос герой ответил обезоруживающе просто, – ухмыльнулся Глаголев. – Что-нибудь да подвернется…
* * *
…Вот и подвернулось, довольно скоро. Слишком быстро, чтобы считать это случайностью. Что-то Глаголев планировал заранее, и в его комбинации уже тогда должен был присутствовать безработный каперанг, угодивший в нечто среднее меж опалой и безработицей. Такое вот получилось Кончанское…
Кацуба шумно захлопнул свою книжку, потянулся:
– Надо же, все-таки Рамон, паскуда такая, полоснул по горлу почтенную сеньору, а я до предпоследней странички грешил на дона Руфио…
– Вопиющий разрыв меж теорией и практикой, – бросила Света, определенно намекая на какие-то понятные лишь своим шутки. Потянулась, вытянула ноги и небрежно скрестила их на коленях у Мазура, пояснив: – Мне ж надо на ком-то раскованность отрабатывать… Господа интеллигенты, а не пора ли поесть? Я так понимаю, нас в Тиксоне банкетный стол не ждет…
– Правильно понимаешь, – сказал Кацуба. – Вот и займись.
– Ничего себе обращеньице со столичной журналисткой, да еще вдобавок сексуально раскрепощенной, – грустно протянула Света, но послушно вытащила из яркой сумки разномастные свертки и принялась накрывать импровизированный стол на чемодане.
Мазур без особой охоты взялся за бутерброд с отечественной ветчиной. Он нисколько не чувствовал себя чужаком, видел, что народец подобрался опытный, приученный с ходу наводить мосты, притираться в сжатые сроки к незнакомым напарникам, – но все равно некая внутренняя зажатость имела место, глупо ожидать другого…
– Причавкивать надо, Шишкодремов, – сказал Кацуба совершенно серьезно. – Ты же стебаная штабная крыса, фаворит, мать твою, тебе положено причавкивать, а то и рот рукой вытереть…
– Я, во-первых, все же флотский, а во-вторых – питерский, – ответил Шишкодремов столь же серьезно.
– Ну и что? – пожал плечами Кацуба. – Ты поехал в дикие края, там, далеко от столицы, твоя сущность наружу и выпирает… к чему перед туземцами манерничать? Чваниться надо… Ты у нас – одноклеточное, на тебя интеллигенты должны смотреть, как на пустое место…
Шишкодремов молча опустил ресницы и в самом деле пару раз причавкнул с невероятно самодовольным видом.
– Вот-вот, – одобрил Кацуба. – Ладонью пасть вытирать – это и вправду перебор, а если мякотью большого пальца, небрежненько так, – получится самое то… Микушевич, тебя это не касается, ты у нас мужик обстоятельный, из породы жилистых расейских первопроходцев, тебе должна быть присуща этакая крестьянская воспитанность…
– А крошки со стола в ладонь сметать? – поинтересовался Мазур без особой задиристости.
– Не стоит, – сказал Кацуба. – Получится опять-таки перебор… Ты как-никак кандидат наук, не забыл? Не беспокойся, совершенно точно известно, что на собрата по профессии тебя не вынесет, нет там твоих собратьев, слава Аллаху… – Он глянул на часы. – Ерунда осталась, скоро на посадку пойдем… Микушевич, вопросы есть? Или догадки хотя бы? На физиономии написано, что есть догадки… Валяй, не стесняйся.
– Как агент я вам совершенно не нужен, – сказал Мазур, стараясь тщательно подбирать слова. – Не моя стихия, у вас наверняка есть специалисты… Вася не притворяется, он и в самом деле толковый ныряльщик – чистый ныряльщик, подводного боя не знает. Уж тут-то у меня глаз наметан. Учитывая некоторые детали иных тренировок… В общем, у меня такое впечатление, что Васе предстоит куда-то нырять, а мне предстоит надзирать, чтобы его не обидели.
– Видали, какого я к вам орла присовокупил? – спросил Кацуба так гордо, словно это он раскопал Мазура, губившего таланты где-то в глуши. – Просекает с ходу… Ладно, что тебя томить, старина Микушевич. Примерно так оно и будет обстоять. Если работать все же придется. Есть крохотная, зыбкая вероятность, что мы летим впустую. Могут нам в аэропорту назначения заявить: ребята, прилетели зря, все уладилось и без вас, так что получайте в виде компенсации по осетру и отправляйтесь себе восвояси… Осетры там, говорят, знатные. Сам я не бывал, а ребята летали… Только я, господа и дамы, пессимист по натуре. И плохо верю в такие милости судьбы, А посему заранее настраивайтесь на работу…
Самолет ощутимо клюнул носом, «заснеженная равнина» за иллюминатором качнулась, и пол на мгновение ушел из-под ног.
– Ага, – сказал Кацуба. – На снижение идет. Доедайте, время есть, долго будем с горки катиться… Инструктаж, если что, – в аэропорту.
«Интересные дела, – подумал Мазур, вытирая пальцы носовым платком. Выходит, все остальные тоже представления не имеют, чем им за Полярным кругом предстоит заниматься. Мелочи, но на душе приятнее оказывается, он не новичок, от которого секретят то, что доверено стареньким, он в равном положении с остальными. Сразу видно, что и прочие сидят, как на иголках, вертятся у них на языке вполне закономерные вопросы…»
Уши слегка заложило – самолет пошел вниз еще круче, словно собирался бомбить с пикирования, потом его швырнуло, и снова…
– Пристегнитесь, орлы, – сказал Кацуба. – Тут, бают, сплошные ухабы… – Он пересел поближе к Мазуру и тихонько, чтобы не слышали остальные, поинтересовался: – Как настроение? Не особенно пессимистическое?
– А почему оно должно быть пессимистическим? – пожал плечами Мазур.
– Ну, мало ли… Вдруг тебе жутко унизительным кажется подчиняться майору…
– Мне всегда жутко унизительным было подчиняться дураку, – сказал Мазур.
– Что, случалось?
– А то нет.
– Это кнут, а? – сказал Мазур. – Где же пряник?
– А нету пряника, – серьезно сказал Глаголев. – Ордена – это не более чем железки, мы оба в том возрасте, когда к этой истине относятся со здоровым цинизмом. Беспросветную звезду вы у меня можете и заработать, а можете и в жизни не увидеть, но на старом вашем месте службы вы ее уж точно не увидите. О славе всерьез и говорить не стоит – когда это мы с вами выходили на солнечную сторону? Короче, я вам предлагаю довольно простую вещь: продолжать, насколько возможно, жизнь при золотых погонах. Остаться в касте. Ничего другого нет, не взыщите. Одно могу сказать твердо, не запугивая и не сгущая красок: в столицах у вас есть реальный шанс утонуть на неглыбком месте, зато у меня еще побарахтаетесь… Дискуссия будет?
– Нет, – сказал Мазур.
– Авторучку дать на предмет рапорта об отставке?
– Нет.
Где-то в глубине души он сам себе удивлялся, но это – в глубине.
Последние события отучили его удивляться, вот в чем штука, подспудно копилась уверенность, что после всего этого жизнь разделится на «до» и «после», потому что прошлое не возвращается и он шагнул за некий рубеж…
– Неплохо, – сказал Глаголев. – Ни истерик, даже легоньких, ни прострации. Глядишь, и сработаемся… Давайте еще коньячку. Мы с вами пока что ни в каких уставных взаимоотношениях не находимся, можем непринужденно…
– Послушайте, – сказал Мазур. – Ну, а что я у вас буду делать, в конце-то концов?
– В одном известном романе на подобный вопрос герой ответил обезоруживающе просто, – ухмыльнулся Глаголев. – Что-нибудь да подвернется…
* * *
…Вот и подвернулось, довольно скоро. Слишком быстро, чтобы считать это случайностью. Что-то Глаголев планировал заранее, и в его комбинации уже тогда должен был присутствовать безработный каперанг, угодивший в нечто среднее меж опалой и безработицей. Такое вот получилось Кончанское…
Кацуба шумно захлопнул свою книжку, потянулся:
– Надо же, все-таки Рамон, паскуда такая, полоснул по горлу почтенную сеньору, а я до предпоследней странички грешил на дона Руфио…
– Вопиющий разрыв меж теорией и практикой, – бросила Света, определенно намекая на какие-то понятные лишь своим шутки. Потянулась, вытянула ноги и небрежно скрестила их на коленях у Мазура, пояснив: – Мне ж надо на ком-то раскованность отрабатывать… Господа интеллигенты, а не пора ли поесть? Я так понимаю, нас в Тиксоне банкетный стол не ждет…
– Правильно понимаешь, – сказал Кацуба. – Вот и займись.
– Ничего себе обращеньице со столичной журналисткой, да еще вдобавок сексуально раскрепощенной, – грустно протянула Света, но послушно вытащила из яркой сумки разномастные свертки и принялась накрывать импровизированный стол на чемодане.
Мазур без особой охоты взялся за бутерброд с отечественной ветчиной. Он нисколько не чувствовал себя чужаком, видел, что народец подобрался опытный, приученный с ходу наводить мосты, притираться в сжатые сроки к незнакомым напарникам, – но все равно некая внутренняя зажатость имела место, глупо ожидать другого…
– Причавкивать надо, Шишкодремов, – сказал Кацуба совершенно серьезно. – Ты же стебаная штабная крыса, фаворит, мать твою, тебе положено причавкивать, а то и рот рукой вытереть…
– Я, во-первых, все же флотский, а во-вторых – питерский, – ответил Шишкодремов столь же серьезно.
– Ну и что? – пожал плечами Кацуба. – Ты поехал в дикие края, там, далеко от столицы, твоя сущность наружу и выпирает… к чему перед туземцами манерничать? Чваниться надо… Ты у нас – одноклеточное, на тебя интеллигенты должны смотреть, как на пустое место…
Шишкодремов молча опустил ресницы и в самом деле пару раз причавкнул с невероятно самодовольным видом.
– Вот-вот, – одобрил Кацуба. – Ладонью пасть вытирать – это и вправду перебор, а если мякотью большого пальца, небрежненько так, – получится самое то… Микушевич, тебя это не касается, ты у нас мужик обстоятельный, из породы жилистых расейских первопроходцев, тебе должна быть присуща этакая крестьянская воспитанность…
– А крошки со стола в ладонь сметать? – поинтересовался Мазур без особой задиристости.
– Не стоит, – сказал Кацуба. – Получится опять-таки перебор… Ты как-никак кандидат наук, не забыл? Не беспокойся, совершенно точно известно, что на собрата по профессии тебя не вынесет, нет там твоих собратьев, слава Аллаху… – Он глянул на часы. – Ерунда осталась, скоро на посадку пойдем… Микушевич, вопросы есть? Или догадки хотя бы? На физиономии написано, что есть догадки… Валяй, не стесняйся.
– Как агент я вам совершенно не нужен, – сказал Мазур, стараясь тщательно подбирать слова. – Не моя стихия, у вас наверняка есть специалисты… Вася не притворяется, он и в самом деле толковый ныряльщик – чистый ныряльщик, подводного боя не знает. Уж тут-то у меня глаз наметан. Учитывая некоторые детали иных тренировок… В общем, у меня такое впечатление, что Васе предстоит куда-то нырять, а мне предстоит надзирать, чтобы его не обидели.
– Видали, какого я к вам орла присовокупил? – спросил Кацуба так гордо, словно это он раскопал Мазура, губившего таланты где-то в глуши. – Просекает с ходу… Ладно, что тебя томить, старина Микушевич. Примерно так оно и будет обстоять. Если работать все же придется. Есть крохотная, зыбкая вероятность, что мы летим впустую. Могут нам в аэропорту назначения заявить: ребята, прилетели зря, все уладилось и без вас, так что получайте в виде компенсации по осетру и отправляйтесь себе восвояси… Осетры там, говорят, знатные. Сам я не бывал, а ребята летали… Только я, господа и дамы, пессимист по натуре. И плохо верю в такие милости судьбы, А посему заранее настраивайтесь на работу…
Самолет ощутимо клюнул носом, «заснеженная равнина» за иллюминатором качнулась, и пол на мгновение ушел из-под ног.
– Ага, – сказал Кацуба. – На снижение идет. Доедайте, время есть, долго будем с горки катиться… Инструктаж, если что, – в аэропорту.
«Интересные дела, – подумал Мазур, вытирая пальцы носовым платком. Выходит, все остальные тоже представления не имеют, чем им за Полярным кругом предстоит заниматься. Мелочи, но на душе приятнее оказывается, он не новичок, от которого секретят то, что доверено стареньким, он в равном положении с остальными. Сразу видно, что и прочие сидят, как на иголках, вертятся у них на языке вполне закономерные вопросы…»
Уши слегка заложило – самолет пошел вниз еще круче, словно собирался бомбить с пикирования, потом его швырнуло, и снова…
– Пристегнитесь, орлы, – сказал Кацуба. – Тут, бают, сплошные ухабы… – Он пересел поближе к Мазуру и тихонько, чтобы не слышали остальные, поинтересовался: – Как настроение? Не особенно пессимистическое?
– А почему оно должно быть пессимистическим? – пожал плечами Мазур.
– Ну, мало ли… Вдруг тебе жутко унизительным кажется подчиняться майору…
– Мне всегда жутко унизительным было подчиняться дураку, – сказал Мазур.
– Что, случалось?
– А то нет.
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Боевики
»Детективы и боевики
В библиотеку