А.Бушков-Возвращение пираньи.кн-8
от дел азербайджанским торговцем фруктами, генерал Барадж держит роскошный отель в Ла-Валетте, но вот беднягу Иноквати изрешетили из дюжины стволов так, что и хоронить было нечего, полковнику Касему разрядил в спину пистолет собственный адъютант, а генералиссимус Олонго вообще пропал без вести после того, как мятежники ворвались в столицу. Точно известно, что улететь он не успел, последний правительственный самолет «симбы» спалили в ангаре, и пешком выбраться из города ни за что бы не смог, очень уж был приметен, болван восьмипудовый, наставил своих бюстов на каждом перекрестке, а все монеты украсил собственным горделивым профилем…
Фидель с Раулем, правда, пока что на коне. Недавно в которой-то из английских газет промелькнуло сообщеньице, что одряхлевший Фейроль еще греет косточки на испанских пляжах, а ведь как рвались когда-то «Синие акулы» его вздернуть, сколько трудов приложили… И, что примечательно, каперанг Мазур, некогда вынужденный за всех за них воевать, до сих пор жив-здоров, поскрипывает себе без особых взлетов и особых падений, так что поневоле задумаешься: а стоит ли лезть в вожди, генералиссимусы, отцы нации и светочи континента?
Словно угадав его мысли – а может, именно так и было, – Кацуба отложил баян, не вставая, дотянулся до блюдечка с регалиями, легонько его встряхнул, так что медали звякнули громко, а легонькие звездочки почти неслышно. И, одержимый, должно быть, той же тягой к философическим раздумьям, громко заключил:
– Могло быть хуже. Медалюшка на груди лучше креста в головах.
– Ага, – вяло поддакнул Мазур, поскольку ответить чем-то более умным на эту пошлейшую сентенцию было невозможно. Подумал и добавил:
– Ничего нового. В царской армии Станислав с мечами, четвертой степени, так и звался: «На и отвяжись!» Тенденция…
– Я и говорю, – сказал Кацуба. – Главное, медаль Жукова не всучили. Я ее боюся.
– Почему?
– Потому что ленточка у нее в точности повторяет ленточку медали «За поход в Китай», – авторитетно просветил Кацуба. – Точно тебе говорю. Поход девятьсот первого года. Получается некий сюрреализм. Вам купца очередного обезглавить, друг мой?
– Сделайте милость, – кивнул Мазур. Они выпили еще по бутылочке, засим Кацуба растянул меха и на тот же мотив спел без особой бодрости:
Ядерный грибок стоит, качается,
упираясь прямо в небосвод…
Танки ФРГ, как свечки, плавятся,
на хрена ж их выпустил завод…
Мазур, чтобы поддержать честь морского мундира, потянулся за гитарой и громко опошлил очередную детскую песенку:
Вместе весело шагать по болотам, по зеленым!
А деревни поджигать, лучше ротой или целым батальоном.
В небе зарево полощется, полощется…
Раз бомбежка, два бомбежка – нету рощицы.
Раз атака, два атака – нет селения,
ах, как мы любим коренное население!
Кацуба вдруг отложил баян и привстал, тут же опустился на койку, повинуясь, видимо, жесту вошедшего. Мазур обернулся. Генерал Глаголев, двухметровая белокурая бестия с холодными синими глазами, стоял, заложив руки за спину, и разглядывал обоих со своей всегдашней непроницаемостью.
– Музицируйте, музицируйте… Васнецовы, – махнул он рукой, почти неуловимым движением опустился на свободный стул. – Имеете право, как отпущенные в отпуск для короткого загула. А выпью я, что ли, на халяву бутылочку пивка…
Ловко сорвал крышечку. Мазуру всегда нравилось на него смотреть – у белокурого верзилы не было лишних движений. Каждый жест, каждое перемещение словно планировалось заранее и раскладывалось в уме на серию отточенных движений. Словно бы робот – и в то же время живой.
– Железки, конечно, хреновые, – сказал генерал, осушив стакан. – Зато в сжатые сроки. Начнешь представлять к серьезным орденам – потянется канитель…
Они понимающе пожали плечами и промолчали оба.
– Итак, голова больше не беспокоит… – констатировал генерал, вполоборота повернувшись к Мазуру. – Водки попили от пуза, судя по виду, распохмеление прошло удачно, и оба, как говорят психиатры, адекватны к окружающей реальности…
Господа офицеры снова промолчали, изобразив на лицах вежливое внимание к начальству и некоторое восхищение проницательностью оного. По правде говоря, Мазур с превеликой охотой задал бы генералу парочку серьезных вопросов. Спросил бы, а какова, собственно, дальнейшая судьба означенного Мазура?
Прежнего приказа об откомандировании в распоряжение Глаголева никто пока не отменял, но вот уже дней десять Мазур пребывал в самом пошлом безделье, для служилого человека немыслимом…
– Адекватны и отдохнувшие, – задумчиво протянул Глаголев. – Такова ситуация текущего момента… – Он тем же насквозь просчитанным движением протянул руку, взял с колен у Мазура гитару, прошелся по струнам. – Начальство тоже кой-чего сечет в музыке…
После недолгой паузы взял несколько аккордов, не фальшивя, затянул классическую битловскую:
– Yesterday, all my troubles seemed so far away…
Замолчал. Отложил гитару. Одним глотком допил оставшееся пиво, поднялся и направился к двери, бросив через плечо:
– Засиделся я тут у вас…
Веселитесь дальше. Когда дверь за ним захлопнулась, Мазур быстренько обезглавил двух очередных купцов, протянул бутылку Кацубе и сказал:
– Кстати, об орденах. «Дружба народов» у тебя откуда? Ведь обещал поведать…
Кацуба молчал, не сводя глаз с захлопнувшейся двери, и его худая кошачья физиономия на глазах преисполнялась вселенской печали. Мазуру показалось, что он кое-что понял:
– Ерунда, зря ты всполошился…
– Недолго ты с ним знаком, – сказал Кацуба, ничуть не повеселев. – Все симптомчики налицо. Пивка на халяву ему было негде выпить… Посмотрел, в каком мы виде, и понял, что для первого инструктажа годимся. Жди дальней дороги и казенного интереса, мон колонель.
– А я-то причем? – пожал плечами Мазур, но сам же первым почувствовал, как фальшиво его изумление звучало. Пока он оставался в распоряжении Глаголева, следовало ожидать любых неожиданностей. Генерал из тех, кто обожает загружать работой всех окружающих – азбучная истина для хорошего командира независимо от звания, а Глаголев не из плохих…
– Не придуривайся, – сказал Кацуба. – Сам все понимаешь.
– Ага, – признался Мазур. – Вещует душа…
– За годы к начальству привыкаешь, как к любимой или там нелюбимой супруге, – менторским тоном сказал Кацуба. – Узнаешь характерные присловья и наперед высчитываешь, каким грядущим ситуациям они соответствуют.
– Сам знаю, – оборвал Мазур.
– То-то. Если он опять припрется и заведет про то, как обожает в Москве проходить по улице генерала Глаголева, хотя они с тем Глаголевым даже не седьмая вода на киселе – дружище, марш вперед, труба зовет…
– Что-то я в прошлый раз за ним этой привычки не заметил, – признался Мазур. – Когда он нас закинул за Полярный круг.
– Тут есть нюансы и оттенки, – совершенно серьезно сказал Кацуба. – По большому счету, с высоты пережитого, нашу полярную эпопею можно назвать рядовой операцией. Не считать же чем-то по-настоящему серьезным любое дело, где нам могли оторвать голову? Нам с тобой ее каждый раз собирались отрывать… На любой прогулке. Но вот если он заведет про улицу имени однофамильца – верный признак,
Фидель с Раулем, правда, пока что на коне. Недавно в которой-то из английских газет промелькнуло сообщеньице, что одряхлевший Фейроль еще греет косточки на испанских пляжах, а ведь как рвались когда-то «Синие акулы» его вздернуть, сколько трудов приложили… И, что примечательно, каперанг Мазур, некогда вынужденный за всех за них воевать, до сих пор жив-здоров, поскрипывает себе без особых взлетов и особых падений, так что поневоле задумаешься: а стоит ли лезть в вожди, генералиссимусы, отцы нации и светочи континента?
Словно угадав его мысли – а может, именно так и было, – Кацуба отложил баян, не вставая, дотянулся до блюдечка с регалиями, легонько его встряхнул, так что медали звякнули громко, а легонькие звездочки почти неслышно. И, одержимый, должно быть, той же тягой к философическим раздумьям, громко заключил:
– Могло быть хуже. Медалюшка на груди лучше креста в головах.
– Ага, – вяло поддакнул Мазур, поскольку ответить чем-то более умным на эту пошлейшую сентенцию было невозможно. Подумал и добавил:
– Ничего нового. В царской армии Станислав с мечами, четвертой степени, так и звался: «На и отвяжись!» Тенденция…
– Я и говорю, – сказал Кацуба. – Главное, медаль Жукова не всучили. Я ее боюся.
– Почему?
– Потому что ленточка у нее в точности повторяет ленточку медали «За поход в Китай», – авторитетно просветил Кацуба. – Точно тебе говорю. Поход девятьсот первого года. Получается некий сюрреализм. Вам купца очередного обезглавить, друг мой?
– Сделайте милость, – кивнул Мазур. Они выпили еще по бутылочке, засим Кацуба растянул меха и на тот же мотив спел без особой бодрости:
Ядерный грибок стоит, качается,
упираясь прямо в небосвод…
Танки ФРГ, как свечки, плавятся,
на хрена ж их выпустил завод…
Мазур, чтобы поддержать честь морского мундира, потянулся за гитарой и громко опошлил очередную детскую песенку:
Вместе весело шагать по болотам, по зеленым!
А деревни поджигать, лучше ротой или целым батальоном.
В небе зарево полощется, полощется…
Раз бомбежка, два бомбежка – нету рощицы.
Раз атака, два атака – нет селения,
ах, как мы любим коренное население!
Кацуба вдруг отложил баян и привстал, тут же опустился на койку, повинуясь, видимо, жесту вошедшего. Мазур обернулся. Генерал Глаголев, двухметровая белокурая бестия с холодными синими глазами, стоял, заложив руки за спину, и разглядывал обоих со своей всегдашней непроницаемостью.
– Музицируйте, музицируйте… Васнецовы, – махнул он рукой, почти неуловимым движением опустился на свободный стул. – Имеете право, как отпущенные в отпуск для короткого загула. А выпью я, что ли, на халяву бутылочку пивка…
Ловко сорвал крышечку. Мазуру всегда нравилось на него смотреть – у белокурого верзилы не было лишних движений. Каждый жест, каждое перемещение словно планировалось заранее и раскладывалось в уме на серию отточенных движений. Словно бы робот – и в то же время живой.
– Железки, конечно, хреновые, – сказал генерал, осушив стакан. – Зато в сжатые сроки. Начнешь представлять к серьезным орденам – потянется канитель…
Они понимающе пожали плечами и промолчали оба.
– Итак, голова больше не беспокоит… – констатировал генерал, вполоборота повернувшись к Мазуру. – Водки попили от пуза, судя по виду, распохмеление прошло удачно, и оба, как говорят психиатры, адекватны к окружающей реальности…
Господа офицеры снова промолчали, изобразив на лицах вежливое внимание к начальству и некоторое восхищение проницательностью оного. По правде говоря, Мазур с превеликой охотой задал бы генералу парочку серьезных вопросов. Спросил бы, а какова, собственно, дальнейшая судьба означенного Мазура?
Прежнего приказа об откомандировании в распоряжение Глаголева никто пока не отменял, но вот уже дней десять Мазур пребывал в самом пошлом безделье, для служилого человека немыслимом…
– Адекватны и отдохнувшие, – задумчиво протянул Глаголев. – Такова ситуация текущего момента… – Он тем же насквозь просчитанным движением протянул руку, взял с колен у Мазура гитару, прошелся по струнам. – Начальство тоже кой-чего сечет в музыке…
После недолгой паузы взял несколько аккордов, не фальшивя, затянул классическую битловскую:
– Yesterday, all my troubles seemed so far away…
Замолчал. Отложил гитару. Одним глотком допил оставшееся пиво, поднялся и направился к двери, бросив через плечо:
– Засиделся я тут у вас…
Веселитесь дальше. Когда дверь за ним захлопнулась, Мазур быстренько обезглавил двух очередных купцов, протянул бутылку Кацубе и сказал:
– Кстати, об орденах. «Дружба народов» у тебя откуда? Ведь обещал поведать…
Кацуба молчал, не сводя глаз с захлопнувшейся двери, и его худая кошачья физиономия на глазах преисполнялась вселенской печали. Мазуру показалось, что он кое-что понял:
– Ерунда, зря ты всполошился…
– Недолго ты с ним знаком, – сказал Кацуба, ничуть не повеселев. – Все симптомчики налицо. Пивка на халяву ему было негде выпить… Посмотрел, в каком мы виде, и понял, что для первого инструктажа годимся. Жди дальней дороги и казенного интереса, мон колонель.
– А я-то причем? – пожал плечами Мазур, но сам же первым почувствовал, как фальшиво его изумление звучало. Пока он оставался в распоряжении Глаголева, следовало ожидать любых неожиданностей. Генерал из тех, кто обожает загружать работой всех окружающих – азбучная истина для хорошего командира независимо от звания, а Глаголев не из плохих…
– Не придуривайся, – сказал Кацуба. – Сам все понимаешь.
– Ага, – признался Мазур. – Вещует душа…
– За годы к начальству привыкаешь, как к любимой или там нелюбимой супруге, – менторским тоном сказал Кацуба. – Узнаешь характерные присловья и наперед высчитываешь, каким грядущим ситуациям они соответствуют.
– Сам знаю, – оборвал Мазур.
– То-то. Если он опять припрется и заведет про то, как обожает в Москве проходить по улице генерала Глаголева, хотя они с тем Глаголевым даже не седьмая вода на киселе – дружище, марш вперед, труба зовет…
– Что-то я в прошлый раз за ним этой привычки не заметил, – признался Мазур. – Когда он нас закинул за Полярный круг.
– Тут есть нюансы и оттенки, – совершенно серьезно сказал Кацуба. – По большому счету, с высоты пережитого, нашу полярную эпопею можно назвать рядовой операцией. Не считать же чем-то по-настоящему серьезным любое дело, где нам могли оторвать голову? Нам с тобой ее каждый раз собирались отрывать… На любой прогулке. Но вот если он заведет про улицу имени однофамильца – верный признак,
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Боевики
»Детективы и боевики
В библиотеку