Бушков-Пиранья.Охота на олигарха.кн-13
с наигранной бесшабашностью. — Должно ж нам когда-нибудь и повезти наконец... Ну, что ты встал, как мина на тросе? Пошли-пошли, сейчас в темпе соорудим коньячок типа виски и все такое прочее...
Он пропустил гостя вперед, в кабинет, достал из бара бутылку, стопочки, сказал виновато:
— У меня тут пожрать ничего особенного, кроме конфет и еще какой-то безделицы, ну да мы ж с тобой африканскую самогонку сушеной бегемотиной заедали...
— Сушеной ящерицей, — без улыбки поправил Морской Змей. — Это если в Шикотале. А южнее экватора мы ее, помнится, вовсе без закуски понужали...
— Кто ж все упомнит, — пожал плечами Мазур, наполнив позолоченные стопочки. — Ну, вздрогнули?
— Вздрогнули, — угрюмым тоном отозвался Морской Змей, выпил, произведя рукой какое-то механическое движение.
Поставил стопочку и уперся взглядом куда-то в угол комнаты, без малейших попыток завязать беседу. Сидел в деревянной позе и молчал.
— Так-так-так, — сказал Мазур.
— Что — так-так-так? — отозвался Морской Змей вроде даже неприязненно.
— Излагай.
— Что — излагать?
— Да ладно тебе, — сказал Мазур. — Сто лет друг друга знаем. Сразу видно, что на душе у тебя лежит каменюка, и нешуточная. Так что излагай, что стряслось. Если в деньгах дело, так это никакая не проблема и даже не намек на проблему. Решим вмиг.
Морской Змей поднял голову и впервые уставился ему прямо в глаза:
— А что, неплохо у тебя с деньгами?
— Да так, — сказал Мазур, — не хреново.
— Зарплату повысили?
Мазур неопределенно дернул плечом.
— В казино банк сорвал?
— Да так, в общем... — сказал Мазур.
Воцарилось молчание, напряженное и неловкое. Нехорошее молчание, можно даже сказать неправильное, потому что между ними такому молчанию вроде и быть-то не полагалось...
Наконец Мазур сказал решительно:
— Ну, короче... Я ж тебя знаю. У тебя на душе что-то лежит, а на языке что-то вертится... Как говорили наши польские друзья, когда были еще друзьями, вали, как с моста...
— Ты чем занимаешься? — спросил Морской Змей, холодно глядя ему в глаза.
— Коля, — сказал Мазур проникновенно, — ты уж извини, но я и тебе не могу сказать, чем занимаюсь. Ты, как-никак, отставник, а? Что, я тебе должен напоминать касаемо незыблемых правил?
— Не финти. Я не про службу.
— Ну, а вне службы — частная жизнь, само собой разумеется. Бытовуха...
— Ага. Это у тебя так называется?
— Что именно? — спросил Мазур с величайшим терпением.
— Да та банда, которую ты сколотил из подчиненных, и, как нынче модно выражаться, капусту рубишь... Врос, так сказать, в рыночную экономику. Не ожидал... От тебя-то никак не ожидал. Кирилл, ты что делаешь?
— Ах, вот оно как... — помолчав, сказал Мазур. — Снял бы перед тобой шляпу, мон шер Николя, но шляп я принципиально не ношу. Ай да отставничок. Я-то полагал, ты, как и положено, в домино стучишь на бульварах или пивком балуешься...
— Я же все-таки профессионал. Хотя и отставной. Умею работать с информацией.
— Мои поздравления, — сказал Мазур. — Вот только... Прости, но я некоторых вещей не позволю и старому другу высказывать. Ты, Коленька, гонишь убогие штампы из арсенала зюгановцев или ушибленных рынком интеллигентов: банда, капуста... То ли тебе твои информаторы что-то неверно передали, то ли ты интерпретируешь реальность совершенно неправильно.
— Да? А как ее правильно интерпретировать? На твой квалифицированный взгляд?
Мазур тяжко вздохнул, наполнил стопочки и недолго раздумывал, подперев рукой подбородок.
— Как будет правильно... — протянул он спокойно, не опуская взгляда, — как правильно...
Видишь ли, никакой банды я не сколачивал. Я просто-напросто сколотил неплохую группу из желающих подкалымить во внеслужебное время. Возвращаем долги, только и всего. Сечешь принципиальный нюанс? Ничего и ни у кого не вымогаем. Честное слово, просто-напросто помогаем людям получить с недобросовестных должников самые что ни на есть правильные, законные долги... которые мои клиенты по ряду причин не в состоянии вернуть законным путем. Уж поверь, так оно и обстоит, я все тщательно проверяю сначала, на сто кругов. Где ж тут банда, где ж тут рубка капусты? И людям хорошо, и нам неплохо. Черт меня побери, никто же не клеймит праведным гневом сантехника, который в свободное время частным порядком поменял кому-то кран? Водитель на своем автомобиле подхалтуривает, милиционер в свободное от службы время магазинчик охраняет или там кафешку... Чем же мыто хуже? Ты что, не веришь?
— Верю, — сказал Морской Змей, одним движением выплеснув в рот содержимое своей стопочки. — А какое это имеет значение? Все эти нюансы? Если ты, прости меня, при любом раскладе в дерьме по самые уши?
— Ты за словами-то следи, — тихо и недобро сказал Мазур. — Обидеться могу... — Он помолчал, с досадой хлопнул себя по колену. — Коля, ну что за черт? Это ведь у нас с тобой получается фильм даже не семидесятых — пятидесятых годов. Седовласый и благообразный положительный герой, у которого из ушей лезет моральный кодекс строителя коммунизма, — и скользкий такой отрицательный или, по крайней мере, оступившийся: глазки бегают, ручки елозят... Чертовски похоже, серьезно. Только глаза у меня не бегают, и я, уж прости, совершенно спокоен. Никак не ожидал, что ты окажешься настолько правильным, — когда это уже в какую-то дурость перерастает. Извини, но это суровая правда жизни. Родине я не изменял. В ЦРУ или иные аналогичные конторы не вербовался. Всего-то живу, учитывая сложное и меняющееся время...
— Знаешь, как это называется?
— Ох, ну я тебя умоляю! — поморщился Мазур. — Называется это, в который раз повторяю — подхалтурить... И не более того. Раньше было одно время, а теперь — другое. Нужно соответствовать. Между прочим, денежки всегда делятся поровну. Ясно? У меня такая же доля, как у всех остальных.
— Знаешь, что самое для меня жуткое? Что ты, полное впечатление, правым себя считаешь...
— А чего ж мне себя кривым считать? — сказал Мазур с нехорошим прищуром. — Ты ж умный мужик, Коля, давай я тебе выскажу кое-какие мысли и соображения, авось кое-что и переоценишь... Сейчас, минута дела...
Он встал, откинул лакированную крышку серванта и вытащил оттуда непрозрачный пластиковый мешок немалого веса. Держа его одной рукой, вернулся к столу, отодвинул бутылку со стопариками и осторожно, аккуратненько опорожнил мешок.
На стол, звеня, постукивая и шурша, пролился пестрый поток: металл, разноцветная эмаль, разноцветные ленты, перепутавшиеся замысловатым образом. Внушительная груда орденов и медалей, иные огромные, разлапистые, иные самого экзотического облика.
— Вот так, — сказал Мазур, усаживаясь. — Как было написано в каком-то романе — четверть века боев, походов и царских милостей. — Он присмотрелся, вытянул за черно-желто-зелено-красную ленту нечто вроде восьмиконечного креста. — Вообще-то, новое правительство эту блямбу отменило еще восемнадцать лет назад, но не выкидывать же, за дело получена. И эта тоже отмененная, но пусть лежит, хрен с ней... Ты свои регалии никогда не пробовал положить на весы? Я догадался как-то. Три килограмма четыреста восемьдесят шесть граммов — мне эти цифирки в память
Он пропустил гостя вперед, в кабинет, достал из бара бутылку, стопочки, сказал виновато:
— У меня тут пожрать ничего особенного, кроме конфет и еще какой-то безделицы, ну да мы ж с тобой африканскую самогонку сушеной бегемотиной заедали...
— Сушеной ящерицей, — без улыбки поправил Морской Змей. — Это если в Шикотале. А южнее экватора мы ее, помнится, вовсе без закуски понужали...
— Кто ж все упомнит, — пожал плечами Мазур, наполнив позолоченные стопочки. — Ну, вздрогнули?
— Вздрогнули, — угрюмым тоном отозвался Морской Змей, выпил, произведя рукой какое-то механическое движение.
Поставил стопочку и уперся взглядом куда-то в угол комнаты, без малейших попыток завязать беседу. Сидел в деревянной позе и молчал.
— Так-так-так, — сказал Мазур.
— Что — так-так-так? — отозвался Морской Змей вроде даже неприязненно.
— Излагай.
— Что — излагать?
— Да ладно тебе, — сказал Мазур. — Сто лет друг друга знаем. Сразу видно, что на душе у тебя лежит каменюка, и нешуточная. Так что излагай, что стряслось. Если в деньгах дело, так это никакая не проблема и даже не намек на проблему. Решим вмиг.
Морской Змей поднял голову и впервые уставился ему прямо в глаза:
— А что, неплохо у тебя с деньгами?
— Да так, — сказал Мазур, — не хреново.
— Зарплату повысили?
Мазур неопределенно дернул плечом.
— В казино банк сорвал?
— Да так, в общем... — сказал Мазур.
Воцарилось молчание, напряженное и неловкое. Нехорошее молчание, можно даже сказать неправильное, потому что между ними такому молчанию вроде и быть-то не полагалось...
Наконец Мазур сказал решительно:
— Ну, короче... Я ж тебя знаю. У тебя на душе что-то лежит, а на языке что-то вертится... Как говорили наши польские друзья, когда были еще друзьями, вали, как с моста...
— Ты чем занимаешься? — спросил Морской Змей, холодно глядя ему в глаза.
— Коля, — сказал Мазур проникновенно, — ты уж извини, но я и тебе не могу сказать, чем занимаюсь. Ты, как-никак, отставник, а? Что, я тебе должен напоминать касаемо незыблемых правил?
— Не финти. Я не про службу.
— Ну, а вне службы — частная жизнь, само собой разумеется. Бытовуха...
— Ага. Это у тебя так называется?
— Что именно? — спросил Мазур с величайшим терпением.
— Да та банда, которую ты сколотил из подчиненных, и, как нынче модно выражаться, капусту рубишь... Врос, так сказать, в рыночную экономику. Не ожидал... От тебя-то никак не ожидал. Кирилл, ты что делаешь?
— Ах, вот оно как... — помолчав, сказал Мазур. — Снял бы перед тобой шляпу, мон шер Николя, но шляп я принципиально не ношу. Ай да отставничок. Я-то полагал, ты, как и положено, в домино стучишь на бульварах или пивком балуешься...
— Я же все-таки профессионал. Хотя и отставной. Умею работать с информацией.
— Мои поздравления, — сказал Мазур. — Вот только... Прости, но я некоторых вещей не позволю и старому другу высказывать. Ты, Коленька, гонишь убогие штампы из арсенала зюгановцев или ушибленных рынком интеллигентов: банда, капуста... То ли тебе твои информаторы что-то неверно передали, то ли ты интерпретируешь реальность совершенно неправильно.
— Да? А как ее правильно интерпретировать? На твой квалифицированный взгляд?
Мазур тяжко вздохнул, наполнил стопочки и недолго раздумывал, подперев рукой подбородок.
— Как будет правильно... — протянул он спокойно, не опуская взгляда, — как правильно...
Видишь ли, никакой банды я не сколачивал. Я просто-напросто сколотил неплохую группу из желающих подкалымить во внеслужебное время. Возвращаем долги, только и всего. Сечешь принципиальный нюанс? Ничего и ни у кого не вымогаем. Честное слово, просто-напросто помогаем людям получить с недобросовестных должников самые что ни на есть правильные, законные долги... которые мои клиенты по ряду причин не в состоянии вернуть законным путем. Уж поверь, так оно и обстоит, я все тщательно проверяю сначала, на сто кругов. Где ж тут банда, где ж тут рубка капусты? И людям хорошо, и нам неплохо. Черт меня побери, никто же не клеймит праведным гневом сантехника, который в свободное время частным порядком поменял кому-то кран? Водитель на своем автомобиле подхалтуривает, милиционер в свободное от службы время магазинчик охраняет или там кафешку... Чем же мыто хуже? Ты что, не веришь?
— Верю, — сказал Морской Змей, одним движением выплеснув в рот содержимое своей стопочки. — А какое это имеет значение? Все эти нюансы? Если ты, прости меня, при любом раскладе в дерьме по самые уши?
— Ты за словами-то следи, — тихо и недобро сказал Мазур. — Обидеться могу... — Он помолчал, с досадой хлопнул себя по колену. — Коля, ну что за черт? Это ведь у нас с тобой получается фильм даже не семидесятых — пятидесятых годов. Седовласый и благообразный положительный герой, у которого из ушей лезет моральный кодекс строителя коммунизма, — и скользкий такой отрицательный или, по крайней мере, оступившийся: глазки бегают, ручки елозят... Чертовски похоже, серьезно. Только глаза у меня не бегают, и я, уж прости, совершенно спокоен. Никак не ожидал, что ты окажешься настолько правильным, — когда это уже в какую-то дурость перерастает. Извини, но это суровая правда жизни. Родине я не изменял. В ЦРУ или иные аналогичные конторы не вербовался. Всего-то живу, учитывая сложное и меняющееся время...
— Знаешь, как это называется?
— Ох, ну я тебя умоляю! — поморщился Мазур. — Называется это, в который раз повторяю — подхалтурить... И не более того. Раньше было одно время, а теперь — другое. Нужно соответствовать. Между прочим, денежки всегда делятся поровну. Ясно? У меня такая же доля, как у всех остальных.
— Знаешь, что самое для меня жуткое? Что ты, полное впечатление, правым себя считаешь...
— А чего ж мне себя кривым считать? — сказал Мазур с нехорошим прищуром. — Ты ж умный мужик, Коля, давай я тебе выскажу кое-какие мысли и соображения, авось кое-что и переоценишь... Сейчас, минута дела...
Он встал, откинул лакированную крышку серванта и вытащил оттуда непрозрачный пластиковый мешок немалого веса. Держа его одной рукой, вернулся к столу, отодвинул бутылку со стопариками и осторожно, аккуратненько опорожнил мешок.
На стол, звеня, постукивая и шурша, пролился пестрый поток: металл, разноцветная эмаль, разноцветные ленты, перепутавшиеся замысловатым образом. Внушительная груда орденов и медалей, иные огромные, разлапистые, иные самого экзотического облика.
— Вот так, — сказал Мазур, усаживаясь. — Как было написано в каком-то романе — четверть века боев, походов и царских милостей. — Он присмотрелся, вытянул за черно-желто-зелено-красную ленту нечто вроде восьмиконечного креста. — Вообще-то, новое правительство эту блямбу отменило еще восемнадцать лет назад, но не выкидывать же, за дело получена. И эта тоже отмененная, но пусть лежит, хрен с ней... Ты свои регалии никогда не пробовал положить на весы? Я догадался как-то. Три килограмма четыреста восемьдесят шесть граммов — мне эти цифирки в память
Комментарии (0)
Скачать Java книгу»Боевики
»Детективы и боевики
В библиотеку